– Пан Ольгерд, – чувствуя, как в душе разгорается кузнечный горн, как непроизвольно сжались кулаки, тело напряглось, будто перед броском через открытое пространство под интенсивным вражеским огнём, Геннадий, чтобы не сорваться в словесную рукопашную, стиснул зубы, сквозь них мрачно процедил: – Остановите. Мне надо обратно, к своим. У нас послезавтра День Победы. Святой праздник. Но только наш, не фашистский. Надо успеть.
Ольгерд, нисколько не удивившись, Гене даже показалось, что того и ждал, притормозил у трамвайной остановки. Не оборачиваясь, приглушённым голосом, чтоб не разбудить бабулю, чего доброго вцепится, не захочет отпускать своего Вашека, переспросил:
– Когда же мы обсудим дела?
– Какие, пан? – Гена говорил твёрдо, где-то даже жестковато. – Мне от вас ничего не надо. Как вообще могли подумать. Впрочем, у нас диаметрально противоположные мировоззрения, в принципе я Вас понимаю. Пани Арине, пожалуйста, не говорите. Даже если что-то вспомнит. Про дедушку Вацлава я попробую разузнать. Для себя. На том прощайте.
– Трамвай довезёт прямо к дворцу спорта.
– Благодарю, пан, – сказал уже без каких-либо интонаций и аккуратно захлопнул дверцу.
Через год после того, как государственные предприятия торговли и общепита приказали долго жить и снова за горло ухватила безработица, к тому же врачебный кабинет его прикрыли из-за того, что в один прекрасный день выгнал в шею зарвавшуюся налоговую инспекторшу-вымогательницу, дважды капитан Советского Союза, бывший начмед третьего мотострелкового батальона гвардии Приднестровской Молдавской Республики, безработный пенсионер Геннадий Петрович Савватиев принял решение покинуть бывшую Малую Польшу и переехать на жительство в далёкую, северную Республику Коми, где на ту пору проживали родственники Елены, верной супруги, соратницы и боевой на все времена подруги. Где в одной из колоний Гулага сгинул родной дед Вацлав Смигаржевский, конечно, без памяти любивший бабушку Марию, святую женщину, всецело отдавшую себя сохранению и воспитанию детей.
Вечер удивительно был грустен, несмотря на приятную прохладу, приносимую лёгким ветерком с Днестра, на цветущее великолепие парковых растений, источаемых ими запахов. По аллеям прогуливались миловидные девушки, какая с кавалером, какая просто так. Геннадий прошёл мимо памятника-валуна, не остановился даже, смутно на душе было. Кто-то поздоровался, не ответил, сделав вид, что не заметил и не услышал. Ни с кем не хотелось общаться. Тем более прощаться, хоть и собирался вначале.
Под пышнотелым с огромными резными листьями клёном, застившим кроной фонарь, приютилась широкая типовая городская скамья, почти не заметная под тёмно-фиолетовым балдахином кленовой тени. Никем не занятая, будто кто забронировал