– Слегка поджарилась.
– Отвезу вас к врачу.
– Нет, незачем, – улыбнулась она, но из-за боли улыбка вышла кривенькой.
Я сходил в комнату Джимми, порылся в походной аптечке и принес долоксен – от боли, и могадон – для сна.
– Обойдусь, – заупрямилась Шерри.
– Что, зажать вам нос, чтобы проглотили?
Она усмехнулась, помотала головой, выпила таблетки и посоветовала:
– Примите ванну, вы насквозь промокли.
Тут-то я и понял, что и правда промок, а еще замерз. Когда после ванны вернулся, распаренный, на кухню, Шерри уже повело от лекарств, но она сварила нам кофе и добавила ему крепости двумя-тремя каплями виски. Усевшись друг напротив друга, мы стали прихлебывать из чашек.
– Что им было надо? – спросил я. – Что говорили?
– Думали, мне известно, зачем Джимми отправился на Сент-Мэри. Хотели, чтобы я рассказала.
Я покрутил эту информацию в голове. Что-то тут не сходилось, и меня это встревожило.
– Наверное… – Голос ее дрогнул. Она хотела встать, но покачнулась. – Ого! Что вы мне дали?
Невзирая на слабые возражения, я взял Шерри на руки, отнес в ее комнату – по-девчачьи безвкусную, с обоями в розочку, – уложил на кровать, разул и накрыл лоскутным одеялом.
Она вздохнула, закрыла глаза и прошептала:
– Пожалуй, не буду вас прогонять. От вас столько пользы…
Воодушевленный этим признанием, я присел на краешек матраса и стал убаюкивать ее, расправил ей волосы, убрал пряди за уши, погладил по высокому лбу, и на ощупь ее кожа была как теплый бархат. Через минуту Шерри уже спала. Я выключил свет и хотел было уйти, но потом одумался.
Стащил ботинки и заполз под одеяло. Во сне она самым естественным образом перекатилась в мои объятия, и я прижал ее к себе – крепко и с удовольствием, – а потом тоже уснул.
Проснулся на рассвете. Она уткнулась носом мне в шею, обняла меня рукой, закинула на меня ногу, и ее мягкие волосы щекотали мне лицо.
Стараясь не разбудить ее, я осторожно высвободился, поцеловал ее в лоб, забрал ботинки и ушел к себе в комнату. Меня распирало от целомудренной гордости: впервые в жизни я провел целую ночь в объятиях красивой женщины, не развлекаясь ничем, кроме сна.
Письмо лежало на журнальном столике Джимми – там, где я его оставил, – и я перечитал его, а потом отправился в ванную. Пока брился, мне не давала покоя загадочная надпись на полях: «Б. Муз. E. 6914(8)».
Дождь снова перестал, и тучи уже растягивало, когда я спустился во двор, чтобы обследовать место вечернего побоища. Нож валялся в грязи. Я поднял его и выбросил за живую изгородь, а потом вернулся на кухню, громко топая и потирая руки от холода.
Шерри уже готовила завтрак.
– Как пальцы?
– Болят, – призналась она.
– По пути в Лондон заедем к врачу.
– Почему вы решили, что