– Я достаточно прожила на свете, чтобы ясно понимать, что происходит, – крикнула разговорчивая особа в ответ на замечание одной из приятельниц. – Если он не в своем уме, то вряд ли соображает, что происходит на белом свете. Кстати, сколько же ему лет? Никак не могу добиться ответа.
– Ну, сосчитать не так уж и трудно, – возразила бледная женщина с острыми чертами лица и голубыми глазами. – Он воевал при Ватерлоо, что доказывает пенсия и подтверждает медаль.
– Но это же было ужасно давно, – вступила в разговор другая слушательница. – Я тогда еще не родилась.
– Битва при Ватерлоо произошла в пятнадцатом году нашего века, – с высокомерной улыбкой образованной особы заметила стоявшая возле стены молодая соседка. – В субботу я заговорила со своим Биллом о старике Брустере, и он точно назвал год.
– Полагаю, ваш муж не ошибся, – отозвалась одна из сплетниц. – Сколько же лет прошло с тех пор, миссис Симпсон?
– Сейчас у нас тысяча восемьсот восемьдесят первый. – Главная героиня принялась загибать грубые красные пальцы. – А тогда был пятнадцатый. Значит… десять, десять, десять, еще десять и еще десять. Ну, всего-то шестьдесят пять лет, так что он не так уж и стар.
– Но ведь он ушел на войну не младенцем, дурочка! – засмеялась молодая женщина. – Даже если ему тогда только что исполнилось двадцать, то сейчас самое малое – восемьдесят шесть.
– Да, как раз на такие годы старик и выглядит, – раздалось сразу несколько голосов.
– Да сколько бы ему ни было, с меня достаточно, – мрачно подытожила толстуха. – Если молодая племянница, или – кто там она ему – внучатая племянница, не приедет сегодня же, немедленно уйду. Пусть тогда ищет себе другую работницу. Не зря говорят, что своя рубашка ближе к телу.
– А что, он буянит, миссис Симпсон? – спросила самая молодая из соседок.
– А вот, послушайте сами, – ответила та, подняв руку и обернувшись к открытой двери. Со второго этажа доносились характерные звуки: шарканье ног и громкий стук палки. – Совсем выжил из ума: бродит туда-сюда и говорит, что несет службу. Причем продолжается это полночи. А сегодня в шесть утра принялся стучать палкой в мою дверь и кричать: «Караульный, подъем!» и что-то еще, чего я вообще не разобрала. А когда