– Алексей, твой шарф. Он болтается по полу, словно хвост какого-то животного.
У матери-парижанки, гранд-дамы нью-йоркского общества, никогда не выбивался из прически хотя бы волосок, не говоря уже о непослушных шарфах. Граф быстро перекинул волочащийся конец через плечо и протянул руки, чтобы помочь ей встать: лодыжка женщины все еще была туго забинтована для надежности.
– Мама, тебе не стоило надевать каблуки.
– Дорогой, двухдюймовые[11] каблуки для меня – все равно что балетки, – пробормотала она, целуя красавца-сына в обе щеки.
– Хорошо, что вы нашли его, – раздался голос Анны, вошедшей в вагон, и волосы у Вронского на затылке встали дыбом: Граф заставил себя медленно обернуться, чтоб посмотреть на нее.
– Неужели моя мама сомневалась, что я приду? – спросил он, сверкая глазами.
Анна поняла, что краснеет, но не от смущения, а потому, что была поражена тем, как красив Вронский: со своими светло-пепельными (или даже белокурыми) локонами, ниспадающими на лицо, он походил на звезду экрана. Но дело было не только в привлекательности – он источал уверенность, которую можно сравнить лишь с магнетизмом короля джунглей. Анна не сомневалась, что на лице ее отразилось удивление от того, как восприимчива она оказалась к обаянию Графа.
– Ни секунды. Скорее я переживала, что брат может меня не встретить.
– Анна, прошу, познакомься с моим сыном Алексеем или Алексом, как он предпочитает себя называть. Алексей, эта замечательная юная леди была столь добра, что всю дорогу развлекала меня – старую даму. Она особенная, – сказала миссис Р.
Анна протянула руку, чтобы пожать уже протянутую и раскрытую ладонь Вронского.
– Приятно познакомиться, Алексей, твоя матушка столько рассказывала о тебе, что мне кажется, мы уже знакомы.
Вронский застонал.
– Верь лишь всему плохому обо мне. Мама часто примеряет на меня нимб, которого я не достоин.
Прежде чем Анна успела ответить, вмешалась Женевьева.
– Чушь. Ты – самый завидный холостяк в городе. Так жаль, что Анна встречается с Г. С., иначе я б настояла, чтоб ты немедленно просил ее руки.
Услышав, как Женевьева назвала Александра, Анна и Алексей украдкой обменялись улыбками, уверенные в одном: она и понятия не имеет о том, что Г. С. расшифровывается не только как Гринвичский Старик, но и как Старый Гангстер. Мать Вронского, как всегда, неслась вперед.
– Мы рассказывали друг другу о наших любимцах: о моих детках и об ее четвероногих питомцах. Анна – опытная наездница, а на следующей неделе две ее породистые собаки отправятся на выставку Вестминстерского клуба.
Смущенная похвалой Анна быстро поправила ее:
– Я не повезу их сама, эта честь достанется моим помощникам, Ли Энн и Али.
– Но это правда, кстати, и я предпочитаю компанию животных людям.
Пока они говорили, Вронский, едва слушая, изучал лицо Анны. Она действительно оказалась самой потрясающей