С огромной радостью и воодушевлением он благословил свою дочь на брак, когда А. С. Грибоедов пришёл просить её руки. Кто мог тогда знать, какой трагедией обернётся эта ставшая такой короткой история великой любви?! Когда А. С. Грибоедова убили, бедная Нина была беременна, и из-за пережитого потрясения и страшных переживаний лишилась ребёнка – случился выкидыш. Конечно, она обожала трагически погибшего мужа… Оба они покоятся ныне на горе святого Давида, чуть ниже Пантеона, рядом с монастырским храмом. На могиле Грибоедова трогательная надпись, начертанная от лица скорбящей Нины: «Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?..»
Старшая сестра Нины – Екатерина – вышла замуж за князя Нико Дадиани, владельца Мингрелии – удельного грузинского княжества, которое на тот момент ещё не вошло под покровительство России. Картли-Кахетия по Георгиевскому трактату завязали крепкие узы с Российской империей ещё в конце XVIII века, а Мингрелия присоединилась к ней позже. Таким образом, дочери Александра Чавчавадзе Екатерине Дадиани довелось какое-то время быть владетельной княгиней Мингрелии и оставить после себя большое потомство.
Как уже говорилось, военачальников в роду Чавчавадзе насчитывалось немало. Ратные их подвиги и служебная карьера хорошо известны благодаря многочисленным публикациям как в исторической, так и в художественной литературе. Но параллельно существовала и семейная хроника, в которой эти яркие персонажи представали живыми людьми с присущими им индивидуальными чертами, проявлявшимися в самых необычных и порой курьёзных обстоятельствах.
Из этой семейной хроники мне вспоминаются несколько эпизодов из жизни генерала от кавалерии Захария Гульбатовича Чавчавадзе (1825–1905), героя Кавказской, Крымской и Русско-турецкой войн, кавалера множества престижнейших боевых наград.
Однажды ранним утром, после хорошего кутежа накануне, вздумалось ему пойти поохотиться. Он взял с собой любимого денщика – русского Ивана – и отправился в путь. Когда они вышли из дома, солнце ещё не взошло; они долго лазили по горам, чтобы хоть что-нибудь подстрелить, но им не везло – «ни пуха, ни пера» нигде не просматривалось. Наконец, Захарий Гульбатович притомился, а тут ещё и солнышко начало припекать. Улёгся он на травке под кустиком, устремил глаза в небо и задремал. Вдруг открывает глаза и видит: над ним в синем небе