Помимо этого, дед был ботаником-самоучкой: любил трудиться на земле, выводил какие-то диковинные сорта растений, выращивал новые цветы. И это сослужило ему впоследствии добрую службу. Когда семья в эмиграции поселилась на Лазурном Берегу, дед на полную мощь использовал свои познания в этой сфере. За короткое время он вывел какую-то новую розу – то ли чёрную, то ли серебристую, получившую на конкурсе приз, поощрительная сумма которого была столь велика, что семья жила на эти средства целых полтора года.
Наконец, дед был дружен с пером: он писал талантливые литературные очерки. К сожалению, все его заметки погибли в наших ссыльных перипетиях.
По рассказам моей матери, невероятно живо и остроумно дед описывал историю о том, как он, будучи выпускником Пажеского корпуса, участвовал в церемонии коронационных торжеств в качестве камер-пажа. Камер-пажей приставляли как сопровождающих к каждой из приглашённых Августейших особ, которых на такое событие собралось великое множество – короли, принцы, наследники… Но я лично помню только устный рассказ деда про эту историю:
– Меня приставили к одному из принцев сербского Королевского Дома. Я сразу понял, что мешаю ему своим присутствием, потому что он в ту пору вовсю ухаживал за какой-то принцессой, ставшей впоследствии его супругой. Понятно, что в таких обстоятельствах принцу предпочтительнее было пребывать с возлюбленной наедине. И я деликатно сказал ему: «Ваше Высочество, хоть я и прикомандирован к вам, но могу держаться на расстоянии и являться лишь по какому-нибудь условному знаку». «Я очень вам признателен, молодой человек! – ответил влюблённый принц. – Конечно же, я предпочёл бы, чтобы вы соблюдали известную дистанцию».
Мог ли он предполагать тогда, что проявленная им деликатность поможет ему впоследствии получить в Сербии временное убежище для себя и своей семьи при бегстве из охваченной революцией России?!
Моя мать Мария Львовна. Франция, Везине, 1930 год.
Лев Александрович участвовал в Белом движении на Северном Кавказе в составе белогвардейского уланского полка. Туда же поступил и его сын (мой дядюшка) Александр Львович, хотя он не имел на это права – ему ещё не было 18 лет. Но выглядел он старше своего возраста, поэтому и сумел пробиться в полк. К тому же, чтобы выполнить все медицинские предписания, он сделал в один заход сразу пять прививок, чего делать было нельзя. В результате пошла сильнейшая реакция, которая раздула ему спину.
Александр Львович успел «понюхать пороха»: принял участие в боях под Царицыном, где получил серьёзное ранение, но в целом пробыл в Белом движении недолго. После ранения под Царицыном его спас генерал Врангель, приказавший погрузить его на носилках в свой поезд, отошедший от вокзала за несколько минут до прихода туда красных. Об этом эпизоде Александр Львович вспоминал в своём письме, рассказывая о встрече с баронессой Врангель в 1942 году: «Вдова генерал-аншефа, баронесса Врангель, приняла