Кровь в моих жилах превращается в свинец, как только комнату виллы наполняет очередной истошный крик Ванессы. Один из внушительного размера секьюрити хватает ее за волосы на затылке и дергает их назад. Учитывая размеры охранника и силу в его надутых бицепсах, если он потянет сильнее в следующий раз – он просто напросто сдерет с Ванессы скальп. Не выдерживая столь жуткой картины, я, наконец, сдаюсь:
– Хватит! Не трогайте ее. Она же совсем маленькая. Невинная девочка, которая устроилась в казино исключительно для того, чтобы заработать денег. Хорошо. Я признаюсь, – я встаю из-за стола, пытаясь придать себе уверенности и возвыситься над игроками. – Истинная змея под вашим боком – это я. Это я установила камеры, – возводя ладони наверх, достаю этот чертов метафорический «белый флаг». – Я готова нести любую ответственность и рассказать, зачем я все это затеяла. Если вам так нравится самоутверждаться, издеваясь над слабыми женщинами, – как ни в чем не бывало заявляю я, словно для меня, поставить камеры на покерный стол – лишь маленькая шалость. Развлечение. Я здесь игривая кошечка, а они – ублюдки, которые не захотели играть по моим правилам. И у меня получается загипнотизировать их, потому что половина из присутствующих, кажется, даже не слышат о чем я говорю, а пялятся на мою грудь и ноги. Ключицы, волосы, пульсирующие вены на изящной шее…я прекрасно знаю, как я выгляжу и как действую на мужчин.
Они теряют разум. Они забывают покой. Они умирают от желания.
На долгие мгновения в комнате замирает такая тишина, что я слышу гул водосточных труб и высокочастотный шум в своих ушах. Энергетическое напряжение, волнами циркулирующее между мной и окружающими мужчинами достигает таких диких высот, что будь тут дозиметр, его датчики бы зашкаливали, как дозиметр сразу после взрыва на Фукусиме.
– Какой проникновенный каминг-аут, я тронут, – злорадно ухмыляясь, Шрам встает из-за стола и стремительно сокращает расстояние, между нами. – Пойдешь со мной, – он грубо хватает меня за запястье, но я тут же бросаю на него настолько выстреливающий в упор взгляд, что он невольно одергивает свою грязную ладонь. – И поделишься со мной тета-тет.
Не на ту напал, ублюдок. Ни один мужчина в мире не смеет ко мне прикасаться таким пренебрежительным образом. Даже за сто тысяч миллионов я не позволю очередному кретину, с короной на голове, прикасаться ко мне так, словно я кусок мяса.
Я всегда демонстрирую и транслирую это мужчинам. Они ощущают это на уровне энергии, или как животные – на уровне инстинктов, запаха, чего-то неуловимого.
Из дефицита. Все во мне кричит о том, что я не хочу повторять ровно противоположный опыт многолетней давности.
– Я пойду