И только после небольшого инцидента воцарился мир, как входную дверь решительно открыли и, прежде чем присутствующие обратили на это внимание, помещение клуба заполнил громкий баритон. Приятный, несмотря на командные интонации. Командные интонации – это когда ударение делается на каждом слове, но самое важное слово, по мнению отдающего приказ, произносится намного громче остальных, чтобы не то что самый глупый военный, но даже гражданский мог понять, о чём речь.
– Разрешите, – именно на это слово и было сделано ударение, – поприветствовать тружеников чёрно-белых полей, мастеров дебюта, миттельшпиля и эндшпиля, – и вслед голосу явился богатырского вида мужчина в форме старшего офицера ВДВ.
Богатырский вид слагался из стати уверенной, взгляда доброго, лица, как у героя былинного. Хотя и габаритами гость обижен не был. В помещении вроде даже посветлело от сияния синих, как то небо после летнего дождя, глаз, от улыбки белозубой. Когда вошедший завладел всеобщим вниманием, он продолжил:
– Разрешите представиться, гвардии полковник Иван Андреевич, извините, но, как вы уже догадались, Крылов. И это не шутка, а любовь моих родителей к русской словесности. Я в каждом городе, куда бросает служба, становлюсь чемпионом местного шахматного клуба. Вам нужен новый чемпион?
Вид офицера, его голос, добродушие, струившееся из синих глаз, не могли не располагать к себе. И даже чрезмерная самоуверенность не раздражала.
– Ваня! – почти прокричала Клавдия Алексеевна, чего никогда от неё не слышали члены шахматного клуба. – Ванечка, это ты?!
Голос был непривычно молодым, а в последних словах были в одинаковой степени вопрос и утверждение. Улыбка не исчезла с лица мужчины, а интерес в глазах сменился удивлением. Девушка бросилась к мужчине, но в шаге от него её задержали крепкие руки богатыря:
– Милая барышня, будь вы постарше лет на тридцать, я бы не сомневался в том, что вы и есть любовь моя, которую я потерял ещё в курсантские годы. С тех самых лет сердце мое несвободно и я уверен, что одиночество – судьба моя.
Девушка опешила и, глядя в глаза Ивану, проговорила:
– Это я, твоя Клава, Клавочка, Авочка. Неужели не узнаёшь? Я же нисколько не изменилась.
Полковник то ли хмыкнул, то ли крякнул:
– Чудеса – и только. Вы, барышня, вылитая копия той, что сердце моё пленила и до сих пор не отпустила. Такой она была в то давнее время, что мы познакомились. И сейчас моей Клаве, Клавочке, Авочке уже почти пятьдесят. А ты, милая девочка, свою любовь ещё найдёшь. А как найдёшь, храни её. В том числе и от случайных расставаний. Не повторяй моей ошибки. Иначе не будет тебе счастья.
Большие капли покатились по щекам той, что так долго ждала. Слезы оставляли за собой морщины – следы