Интернационалист. Михаил Александрович Каюрин

сторону гор, я же, пока было светло, решил прокатиться верхом на двугорбом верблюде.

      Ровно через час молодая девушка-гид пригласила туристов на ужин.

      Под длинным навесом, сооружённом из подручных материалов и пальмовых ветвей, были расставлены низкие столики, гостей разместили по-восточному на полу, усадив на подушках. Мы с Иваном выбрали столик с краю. На нём уже были расставлены плетёные из тростника тарелки с сухими финиками, верблюжьим сыром и свежеиспечённые лепёшки.

      Иван извлёк из своей сумки бутылку русской водки и поставил на стол.

      – Приобрёл в дьюти фри по российскому паспорту, – сообщил он. – Отпускали по две штуки на брата.

      Следом за бутылкой на столе появились два стакана.

      – А это позаимствовал в отеле, – усмехнулся он весело, совсем не так, как усмехался, излагая мне о своём давнем пребывании в Египте.

      В это время к нам подошёл юноша – бедуин в белой джалабее и повязанном на голове красно-белым смаггом – больше известном, как арафатка.

      – Зарб готов, господин, – сказал он два слова по-русски и показал пальцем на стол, на котором лежал целиком зажаренный баран.

      – Шукран, – произнёс Иван слово благодарности на египетском языке и положил на стол монету достоинством в один фунт.