Стою бессмысленно ревную
Ко всем живущим я тебя…
«Что может быть интересного после двадцати……»
Что может быть интересного после двадцати…
Уже нельзя на улицах орать
Так чтобы все глазели – танцевать
Уже нельзя тебя за шею взяв…
Всё выступать и пить и обниматься
Прошла пора… Обязывает время
Ходить и скучным быть
И всё в стихи…
И в степи уводить грузовики…
«Кого винить что выбор этот сделан…»
Кого винить что выбор этот сделан
Давно нетерпеливыми руками
Я обнял тонкость твоей шеи белой
И отошёл тяжёлыми шагами
И страшно расставаться…
Слушай, слушай
Я испытал счастливые минуты
Когда ты ела и пила я видел
И улыбался зеркалу в глаза
Мы ведь с тобою вместе промотались
Мои неповторимые мгновенья
Мои дожди, мою святую грусть
Жизнь это может быть прикосновенье
И боль стесняющая грудь
«Когда жизнь испробована по-всякому…»
Когда жизнь испробована по-всякому
И отмечена множеством лиц
Когда устало и безразлично
Поймёшь что ничего уже не будет
Да и не было…
Ты только шёл к миражу
А он отодвигался в степи белые
И продолжался светить как абажур…
То женщиной он становился неразгаданной
И ждущей и жалеющей меня
А то желаньем славы и стихами
И колыханьем смутного огня…
Там на скале все ночи жгут костры
Какие-то туманные и ласковые
И обещают мне конец игры
И вой толпы и крики лебедей
«В бедной гостинице…»
В бедной гостинице
На бедном столе
Робко лежит твоё бедное письмо
Ты сообщаешь вполголоса мне
Что я б приехать мог…
И встают как светлые копья дождя
Как солома ветряных крыш
Твоя застенчивость, улыбка твоя
Твоя глубочайшая тишь…
Ты терпеливо меня подождёшь
Даже может быть год…
И с другими не пройдёшь
Под сводами тёмных ворот
«Я на серые скалы зелёной земли…»
Я на серые скалы зелёной земли
Взбирался кровавя руки…
Чтоб посмотреть с высоты
На наше дымное море…
На шхуну с грузом сигар…
На крест опечаленных мачт…
И на следы ваших чар
Женщина – мой палач
Это ради вас
В пористой чужой стране
Играю отчаянный вальс
На единственной целой струне
А пароходы растут
К берегу приближаясь
И пароходы ждут…
От самого провожания
Давно уже, так давно…
Мелькала в горсти вода…
И было совсем темно
И мерно дымили суда
И дни чужой болтовни
Ты