Последним глубокой ночью спасли Майкла. Его вытащила Роуз. Рита думала, что Роуз парень. Лет тридцати, одного роста с Ритой, она была коротко стриженной, одетой в армейские брюки с десятком карманов и хлопчатобумажной стропой под ремнём сбоку, к тому же вела себя и говорила так, будто нарочно старалась походить на парня. Ей это удавалось, но, стоило понять, что Роуз женщина, её поведение начинало казаться забавным. Крепкая Роуз. Крепкая, как дерево молаве. Обычная филиппинская учительница из Калоокана. Ночью продолжала искать выживших. Коротко вздремнув, возвращалась к воде и подсвечивала волны карманным фонариком. Если бы не она, Майкл захлебнулся бы в десятке метров от спасительного берега. Роуз выволокла его на песок. Взялась делать Майклу искусственное дыхание. Он вроде бы и сам дышал, но Роуз упорствовала. Ждала, что незнакомец выплюнет морскую воду. Убедившись, что вода из лёгких не выходит, обыскала его карманы, нашла кошелёк с водительскими правами и узнала имя.
– Имя многое значит. Оно привязывает нас к жизни.
Рита смотрела на Роуз с восхищением. Расплакалась, видя, с каким рвением та помогает другим. Бедняжка Майкл дрожал. Так и не оклемался. Следовало разжечь костёр, чтобы отогнать от него ночную прохладу, но спичек или зажигалок ни у кого не нашлось. Рита и сама мёрзла после часов, проведённых в море. У Майкла даже утром, когда его обожгло филиппинское солнце, ногти оставались синими. Он бредил. Обеими руками обхватывал бейсболку с надписью «Вперёд, „Пантеры“!», словно она была спасательным кругом, способным вытащить его из пучины безумия. Тихонько бормотал, а потом начинал дёргаться, извиваться и кричал:
– Замолчи! Замолчи!
Крик сменялся стонами и просьбами не прогонять его. Майкл не утихал. Иногда выворачивался лицом в песок, и приходилось вновь откидывать его на спину. Аналин заботилась о нём. Вливала ему в рот кокосовую водичку. Жажда мучила всех выживших. Каждый, добравшись до берега, в первую очередь просил воды: пальцами трогал обожжённые солью губы и показывал воображаемую бутылку – опасался, что его не поняли и только поэтому не торопятся напоить. Ведь на пароме, в столовой, стояли ряды бутылок.
Десятки, сотни. Почему же тут нет ни одной! О жажде удалось забыть, когда Габриэль, палубный кадет с «Амок Лайта», нашёл кокосовую рощицу.
Песчаная полоса, отделявшая берег от моря, протянулась дугой метров на пятьсот, и по всей длине её окаймляли колючие заросли – в такие не протиснешься и на шаг. За ними начинался подъём, он уводил ввысь, пока не оканчивался клубами разноуровневой растительности и выступами серого камня. На севере песчаная дуга становилась совсем узкой, метров двадцать шла извитой полоской вдоль прибрежных глыб, затем вовсе пропадала. На юге дуга обрывалась резко – песок упирался в покатую грудь валуна, изъеденного выщерблинами и сверху обложенного