Шон возится в песке у кромки воды, а Шинейд сидит в плетёном кресле с навесом и читает книгу. Иногда появляется моя жена Грейс, но я совсем по ней не скучаю. А один раз они привезли в коляске Лорну, пьяную и весёлую, и я был очень рад её видеть. Как бы я хотел посидеть с ней со стаканчиком доброго виски у пылающего камина, как прежде.
Из Лорны вышел бы хороший охотник. Мне хочется забрать их к себе в океан, но сделай я это, и обреку их на вечное рабство. Выйти к ним я не могу: если солнце меня не сожжёт, убьют люди. Остаётся с тоской смотреть на них из тени, не в силах пересечь границу между нашими мирами.
Я знаю, что и Том часто приплывает в Каслбэй и смотрит, как его жена гуляет по набережной с коляской, и я так же знаю, что и его посещают такие мысли. У Тома уже нет левой ноги. Он разозлил Хозяина, и тот её съел, медленно и жадно чавкая, под вопли бедняги Маршалла. Свой первый шаг к яме он уже сделал. Плавает Том теперь намного медленней, а значит у него больше шансов вызвать недовольство. Хочет ли он такой же участи жене и ребёнку? Вряд ли.
И я не хочу. Но вдруг однажды тоска окажется сильнее меня?
Два года спустя
Вой ветра и грохот океанских валов, разбивающихся о скалы заглушили тихий плеск воды под босыми ногами. Не лязгнул ключ в замке, потому что в Мангерсте чужие не ходят, а своих не боятся. Не скрипнули петли, смазанные хозяйственным Роем Броди. Не треснули половицы, известные мне наперечёт. Я осторожно вытащил из сундука со старым тряпьём свою прохудившуюся рубаху, вытерся и сунул на дно.
В небольшом справном домике пахло жареной рыбой и сушёным сорго. На вымытом и натёртом воском полу лежали чистенькие половики, а дверные косяки сияли свежей белой краской.
Я прикрыл за собой дверь и стянул с вешалки прорезиненный макинтош Роя, моего зятя. Осторожно, не наступая на скрипящие половицы, я подошёл к спальне. Родной дом рождал странные чувства: будто сменились хозяева, и я крадусь по до боли знакомым комнатам, обжитым чужими людьми.
В кровати моя дочь Шинейд разметала по подушке роскошные медные волосы, её пышная грудь под тонким кружевом ночной сорочки поднималась и опадала в такт дыханию. Спала одна, значит зять уехал в Сторновей и застрял там из-за непогоды. Нализался, небось, «Берсеркера» и тискает единственную портовую шлюху на весь городишко, страшную, как всё моё нынешнее существование. Да и чёрт с ним, не мне морали читать. На всякий случай я подпер дверь шваброй и двинулся на цыпочках дальше, мимо кухни, в маленькую комнатку в другом конце дома.
Я аккуратно приоткрыл дверь, смазанные петли не скрипнули. Не всегда хорошо быть таким хозяйственным, как Рой. Шонни, мальчик мой Шонни, спал в своей кровати. Он вытянулся,