Алина все смотрела на него, и он чувствовал – ждет чего-то, и не знал, что должен сказать. Не выдержал, отвернулся, стал заваривать чай, – хотя сам больше не хотел, да и Киса желания не высказала.
Она заговорила, глядя ему в спину, так было легче.
– Леша… Я не хотела тебя обидеть, извини… Просто… Я ничего не знала про эту дурацкую игру, увидела чемодан, форму – и подумала, что ты опять… собираешься туда … И мне стало страшно, потому что… потому что…
Она набрала полную грудь воздуха, словно готовилась нырнуть в холодную воду, и выпалила в лицо Закревскому, уже снова развернувшемуся к ней:
– Потому что я люблю тебя, дурак!
Он молча смотрел на нее, и Алина не понимала значения взгляда.
– Я смешная и глупая, да?
Вот тут бы и надо сказать, подумал Закревский, что ты вовсе не смешная, и уж тем более не глупая; нет, ты – хорошая, ты милая; нет, нет, нет! – все не то – я не знаю, какая ты, но какой бы не была – ты лучшая… Но он так не умел, и сказал с обычной своей улыбкой:
– Ну конечно же, ты на редкость смешная. И при этом ужасно глупая.
Она шагнула к нему, она слышала только то, как это было сказано, – а голос ласкал и звал, говорил не то, что слова – и через мгновение они стали не важны и не нужны…
Спустя несколько минут – пока Закревский переводил дыхание – Алина скользнула к двери и решительно задвинула щеколду.
05 августа, 14:59, ДОЛ “Варяг”, берег озера.
Плаврук Пробиркин занимался своим прямым и непосредственным делом – руководил процессом обучения плаванию.
Тихий час закончился, и у Доктора проходило занятие с малышней из одиннадцатого отряда (врач Нина Викторовна разрешала им купаться лишь после обеда, когда вода достаточно прогревалась).
Занятие – после десятиминутной разминки на суше – происходило в купальне-“лягушатнике”, тридцатиметровом дощатом сооружении, утонуть в котором даже теоретически не представлялось возможным.
Истомленные зноем малыши, с завистью поглядывавшие на купавшиеся с утра старшие отряды, ринулись в воду с визгом и дикими воплями, – как степная орда на взятый приступом город. Акватория “лягушатника” стала напоминать густо заправленный суп, фрикадельки в котором страдают буйным помешательством…
Пробиркин, понятно, в этот содом не полез – расхаживал по деревянному настилу, отделявшему купальню от озера, и упорядочивал броуновское движение: уворачивался от взлетающих во все стороны фонтанов воды, пытался перекричать вопящий хор, дул в заливистый судейский свисток, – и завидовал Леше Закревскому, на занятиях которого подобный бедлам отчего-то никогда не случался.
Наконец относительный порядок был восстановлен. Посчитав, что водная разминка выполнена и перевыполнена, плаврук перешел непосредственно к упражнениям.
Проводить