Повсеместное внедрение Болонской системы, задуманной с целью обеспечения совместимости стандартов и единообразия качества в образовании, а также введение учебных программ и академических званий, заимствованных у американских университетов ради гармонизации высшего образования в Европе, также способствовали превращению университетов – изначально центров критического и свободного мышления – в фабрики по производству академического полуфабриката по системе Тейлора[4]. Знания, как и армии, были стандартизованы, чтобы стать «взаимосовместимыми». «Фордизация» умов и их систематическое переформатирование основывались на несметном количестве моделей управления и англосаксонской одержимости иерархией. Отныне творчество измеряется количеством статей, опубликованных в англоязычных журналах, скроенных по одному лекалу. Нестандартное мышление стало настоящей проблемой в европейских университетах.
В коридорах знаменитого здания Берлемон (штаб-квартиры Евросоюза в Брюсселе) или в Европарламенте в Страсбурге не осталось и следа от былого размаха европейской мысли, страсти к дебатам, культа идей – всего, что некогда составляло визитную карточку континента. Теперь, проходя воскресным утром по пустынному Европейскому кварталу Брюсселя, сразу ощущаешь царящий там вакуум, в то время как в соседних кварталах бурлит жизнь.
Тем более разителен контраст с США, где вся творческая энергия всегда успешно направлялась на то, чтобы создавать и обогащать свой идеал свободы и личных достижений граждан. Европа не может предложить ничего равнозначного, несмотря на свое блистательное прошлое. Франшиза произведений искусства из Лувра или Британского музея в музеи Абу-Даби может ненадолго добавить некоторого престижа и несколько миллионов евро, но это отнюдь не великое достижение. Напротив, это лишь оттягивает туристов из Европы.
Как быть европейцем сегодня?
После двадцати лет очарованности и двадцати лет разочарования европейский процесс осознания завершается довольно печально и не оставляет надежд на хеппи-энд. В наши дни быть европейцем по сути означает задаваться неудобными вопросами. Можно ли еще верить в Европу, когда кругом царит посредственность? Может ли пессимизм привести к смертельному исходу? Является ли Евросоюз правильным инструментом для предотвращения полного упадка? И не превратился ли он вместо этого в страшный молот, который крушит все вокруг? Должны ли европейцы позволять Соединенным Штатам диктовать им, как дальше развиваться, с кем сотрудничать, а с кем воевать?
С начала века мы сталкиваемся с постоянно растущими трудностями, которые существующий миропорядок пока не в состоянии преодолеть: неоправданный