– Даже набирает обороты. Джек привлек своего адвоката, я – своего. Этот развод как поезд, у которого сдали тормоза.
– Звучит так, словно ты уже передумала.
Эмма решительно отставила кружку с пивом.
– Ничего я не передумала.
– Тогда почему до сих пор носишь кольцо?
Она опустила взор и уставилась на свое золотое колечко. Поддавшись внезапному порыву, Эмма попыталась сдернуть его, но кольцо не сдвинулось с места. После семи лет ношения оно просто вросло в палец. Эмма чертыхнулась и дернула еще раз. На этот раз кольцо подалось и, немного ободрав кожу, соскользнуло с пальца. Эмма положила колечко на стол:
– Вот. Теперь я свободная женщина.
Киттредж рассмеялся:
– Вы разводитесь дольше, чем я был женат. Что не можете поделить?
Неожиданно ощутив усталость, Эмма откинулась на спинку стула.
– Все. Признаюсь, я тоже была не слишком благоразумна. Несколько недель назад мы сели за стол и попытались составить список всего, что у нас есть. Что из этого я хочу оставить себе и что хочет он. Мы пообещали друг другу, что будем вести себя как цивилизованные люди. Два взрослых, нормальных человека. Но, не дойдя и до половины списка, мы успели объявить друг другу тотальную войну. Бескомпромиссную. – Эмма вздохнула. На самом деле они с Джеком всегда были такие. Одинаково упрямые и одинаково пылкие. Пылкие до бешенства. Мир или война, любовь или ссора, между ними всегда вспыхивала вольтова дуга. – Единственное, в чем мы пришли к обоюдному согласию, – подытожила она, – так это в том, что я оставляю себе кота.
– Повезло тебе.
Эмма посмотрела на Боба:
– Ты не жалеешь?
– О чем? О том, что развелся? Никогда.
Хотя ответ прозвучал совершенно определенно, Боб опустил взгляд, словно старался скрыть правду, которую знали оба: он до сих пор мучился, что разошелся с женой. Даже человек, бесстрашно садящийся верхом на тысячетонную бочку взрывчатки, именуемой ракетным топливом, мог страдать от обыкновенного одиночества.
– Вот в чем проблема. Я наконец понял это, – признался Киттредж. – Штатские нас не понимают, потому что не могут разделить с нами нашу мечту. Связать свою жизнь с астронавтом могут лишь святые и мученики. Или те, кому абсолютно наплевать, живы мы или мертвы. – Он горько рассмеялся. – Бонни не походила на мученицу. И уж точно ни черта не понимала, что такое мечта.
Эмма посмотрела на кольцо, блестевшее на столе.
– Зато Джек понимает, – тихо произнесла она. – Это и его мечта тоже. Вот что встало между нами – что лететь мне, а не ему. Что он остается на земле.
– Тогда Джеку пора повзрослеть и взглянуть правде в глаза. Не все сделаны из одного теста.
– Знаешь, я очень не хочу, чтобы ты считал его чем-то вроде неудачного блина.
– Послушай, но ведь он сам ушел в отставку.
– А что ему оставалось делать? Он знал, что полетов больше не будет. Если ему не позволят летать, оставаться здесь нет