Беспорядочно нажимая на вентили, Буратино насиловал тишину до тех пор, пока у него ни закружилась голова. Он прерывисто вдохнул, выдохнул, вдохнул снова, и его, еще хранившие медный привкус губы, сами собою прошептали:
– Сегодня… просто… праздник какой-то!
Хороший день, чтобы стать чудовищем
– Товарищ Збажин! Товарищ Збажин! – услышал я за спиной тоненький, но пронзительный женский голосок, когда, удачно слиняв с планёрки, стремительно двигался в направлении столовой.
Не останавливаясь, я обернулся и увидел семенящую в мою сторону месткомовскую Бриджит Бардо – пани Еву Джозикову, бесящую всех наших дам своей молодостью, прической «Бабетта» и узкими юбками, позволяющими их обладательнице перемещаться в пространстве лишь способом, коим больные диареей из последних сил добираются до уборной. В руках пани Ева, словно икону, держала красную картонную папку.
– Товарищ Збажин, стойте, я вас везде ищу! – пищала она на ходу. – Стойте же, вам говорят!
Несмотря на то, что я прекрасно знал, чего от меня пани Еве надобно, я остановился и развернулся к настигающей меня девушке фронтом, да так резко, что пани Ева едва успела затормозить перед моим, втянутым по случаю встречи с прекрасным, пузом.
– Товарищ Збажин! – выпалила она, остановившись. – Почему вы от меня бегаете?
– Можно просто Йожин, – сказал я как можно мягче и посмотрел в ее серые, отгороженные от внешнего мира тоненькими стеклами узеньких очков глаза. – Я не такой старый.
– Нет, вы мне ответьте, товарищ Збажин, – не заметив моего манёвра, строго проговорила Ева, – куда вы всё время убегаете?
– Это когда как, – с притворным удивлением ответил я. – Сейчас, например, в столовую. Обед же…
– Ну и что, что обед! – не унималась Ева. – Вы числитесь в обществе книголюбов и должны сдавать членские взносы! Три кроны за июль и две кроны август!
– А почему за июль всего две, а за август целых три? – по-настоящему удивился я.
В секундном раздумье пани Ева очаровательно сморщила лобик.
– Не знаю. Так сказал товарищ председатель месткома…
– А сегодня по слухам будет суп папцун, – ещё мягче, чем про то, что я не старый, сказал я. – Пани Ева, вы любите папцун?
– Не сбивайте меня, товарищ Збажин! Вечно вы меня сбиваете! Гоните уже пять крон!
Сказав это, Ева топнула ножкой, и её грудки под кофточкой весело подпрыгнули. Решив, что пять крон это достаточная плата за увиденное, я полез в карман.
– Вот, возьмите, – я вложил монетку в протянутую ладошку, а когда ладошка превратилась в кулачок, аккуратно перевернул его тыльной стороной вверх, наклонил голову и приложился губами чуть выше маленьких розовых костяшечек.
– Что вы делаете! – взвизгнула пани Ева, словно от горячего, отдёрнув руку.
– Целую вашу ручку, пани Ева, – сказал я.
– Не делайте так больше, товарищ Збажин! –