– Инга, у тебя всё время какие-то оправдания, – произносит он с тяжелым вздохом. – Я очень долго терпел, потому что ты мне дорога. Но не похоже, что тебе вообще есть какое-то дело до меня.
Во взгляде его карих глаз – суровость. Мне неприятно слышать его слова, ведь они не имеют ничего общего с реальностью.
– Давид, всё не так. Ты мне дорог. И я люблю тебя. Но ты же знаешь, какая я. Я не из тех женщин, что сидят у своего мужика на шее.
– Скажи, я тебя когда-то упрекал тем, что ты слишком много тратишь? В том-то всё и дело, Инга, что я совсем не против, чтобы моя женщина, как ты говоришь, «сидела у меня на шее». Я обеспеченный человек и могу себе это позволить. Ты не заботишься обо мне, выбирая работу. Ты заботишься только о себе, потому что не хочешь зависеть от меня. И вот вопрос: а почему тебе так важно быть независимой? Ты мне не доверяешь? Или просто не любишь?
Я молчу, опустив глаза.
– Видишь, – продолжает он. – Тебе даже нечего сказать. Возможно потому, что ты сама не знаешь ответов на эти вопросы.
Мне хочется возмутиться, упомянуть про свою гордость, но внутренний голос подсказывает не делать этого. Сдаётся мне, что для Давида его мужская гордость важнее, а потому плевать он хотел на мою самореализацию. Откровенно говоря, я всегда об этом знала. Просто раньше все его положительные качества перевешивали этот единственный недостаток.
Я выбираю пойти обычным путём и свести конфликт на нет лаской и уговорами. Подхожу к нему и пытаюсь обнять. Он ловит меня за запястья и отбрасывает их. Неприятный холод проходит по телу волной.
– Давид, ну, не злись, – произношу я мягко. – Мы можем поехать сразу, как я закончу с работой.
– Снова тебя ждать? – в отчаянии бросает он. – Если честно, я устал от этого. Когда мы только познакомились, я думал, ты образумишься. Но ты с каждым годом всё дальше и дальше от того образа женщины, которую я хотел бы видеть рядом с собой.
Смотрю на Давида и не могу поверить своим глазам. Нет, всё это слова сказанные в сердцах. Он на самом деле так не думает. Да, у нас были проблемы, но у кого их нет. Но мы ведь любим друг друга. Я борюсь с ознобом. Нервно закусываю губу.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я правда не хотел, чтобы всё к этому пришло, – смягчается он, чувствуя мою подступающую истерику. – Но ты просто не оставила мне выбора. Что бы я ни делал, как бы ни старался, ты всё время где-то далеко, летаешь сама по себе, как стрекоза. Мне, в конце концов, перед братьями неудобно. У нас вообще так не принято.
– Ты что, бросаешь меня? – я сама не верю в то, что говорю. Он отводит взгляд. – Тогда к чему были все эти разговоры про совместный отдых?! Ты ведь всё уже до этого решил! Повод поссориться искал?
Мой голос на последней фразе срывается на визг. Слёзы выступают на глазах. Я не истеричка, но всё это оказывается слишком неожиданно и болезненно для меня. В этой жизни я могла в чём угодно сомневаться, но только не в наших с Давидом чувствах. Когда я возвращалась из рабочих