Склад был глухой, без окон. Единственное тёмное оконце в его торце располагалось под крышей на высоте не меньше двух саженей1 от земли. «Ничего тут не произойдёт, всё самое интересное будет у входа в амбар, где сейчас жандармы», – Филатов посмотрел на часы. Тревожные предчувствия не оставляли сыщика. Больно уж гладко всё идёт – не к добру. Тишина вдалеке вдруг взорвалась треском ломаемого дерева, криками, а спустя несколько мгновений, выстрелами, приглушёнными кирпичной, не меньше метра толщиной, кладкой складских стен. «Точно в срок начали», – отметил сыщик. Сердце забилось чаще, ладони чуть взмокли, мышцы наполнились упругой силой – инстинкт, ничего не поделаешь, пусть и стоишь на задворках, но операция началась, тело рвётся в бой. Филатов всматривался, не побежит ли кто от входа в ночную темноту. Вероятность ничтожно мала – из жандармского кольца не вырваться, все выходы прикрыты, но он не расслаблялся ни на секунду. Пока не протрубят условный сигнал об окончании дела, случиться может всякое. Вдруг сверху зазвенело битое стекло. Зазвенело неожиданно, а оттого оглушительно. Осколки, весело прыгая, посыпались по земле. Вслед за ними в узенькое окошко ловко, как змея, протиснулся тщедушный, невысокий мужичонка и не раздумывая сиганул вниз. «Подросток что ли? Для взрослого маловат вроде. Расшибся, наверное, высота-то какая», – Филатов снял казённый сюртук, чтобы не мешал и собрался пойти и осмотреть беглеца. Тот, не издавая ни звука, резко вскочил, словно подброшенный невидимыми пружинами, и бросился в проулок, где дежурил сыщик. Владимир Андреевич вынырнул из темноты наперерез быстро мчащемуся, как будто и не падал только что, парню. «Шустрый какой, не догоню», – прикинул охотник и резко ударил поравнявшуюся с ним добычу тростью по голени. Преступник кувырнулся и взвыл. Казалось, что его крик, отражаясь от речной глади, разлетелся по всему городу. Трость у Филатова была особенной – утяжелённой.
Любил московский чиновник упражняться с гирями, посещал атлетический