***
Катя царапала бумагу, ляпала кляксы, но постепенно буквы стали ровными. Перо запорхало и мысли, долго терзавшие её голову, полились на бумагу, принося облегчение и ощущение правильности происходящего. Когда она оторвалась от этого увлекательного процесса, то поняла, что это не её комната, не её стол, не её… Стоп! Где я?
Она хотела крикнуть, но лишь открывала рот, как рыба, беспомощно и беззвучно. Хотела вскочить с какой-то скамьи, на которой сидела – ничего не вышло. Всё, что было ей доступно – это ерзать на одном месте, шевелить руками и ногами, вертеть головой, смотреть и слушать.
По уняв первый испуг, Катька заставила себя успокоиться. Она всегда могла быстро сориентироваться даже в самой сложной ситуации, любому парню фору даст. Положила руки на парту старинного образца со столешницей, обращенной к ученику под наклоном для удобства письма и выемкой для чернильницы. Ясное дело, чернильница стояла её. Ощупала скамью. Она была рассчитана на двоих, но Катя сидела одна.
И стол, и скамья были деревянными, массивными и наверняка тяжёлыми. Она попробовала сдвинуть парту, та не шелохнулась. Оглядела помещение: высокие потолки, огромные окна, такие же тяжёлые рамы, как и мебель, очертание школьной доски. Всё это плавало в каком-то мутном свете, детали не различались. Более-менее отчётливо Катя видела только то, что попадало в пятно света вокруг себя.
Она ясно осознавала присутствие других учениц, слышала лёгкий шорох одежды, но пока никого не видела. Было понятно, что это какой-то учебный класс старой гимназии, лет на сто назад, не меньше. Потом она отчётливо услышала грозный приказ суровой дамы, видимо, училки.
– Пиши! – Катька вздрогнула всем телом, но кричали не ей. Она повернулась насколько смогла влево в сторону окна, пятно отползло дальше, и Катя увидела девчонку в чёрном глухом платье с таким же чёрным фартуком и белым воротничком. Волосы гимназистки были заплетены в тугую косу.
Катька быстро осмотрела себя, пощупала причёску, поняла: выглядит также, разве что коса покороче. Она вернула внимание на девочку. Та сидела и дрожала, пытаясь не поднимать головы, уставившись на белый лист перед ней, пряча руки под партой.
– Я последний раз говорю, пиши! – заорала нависшая над ней училка вида садистки из триллеров Хичкока.
Девчонка вдруг распрямилась, подняла лицо и глядя в глаза тиранки твёрдо заявила: – Не буду. Больше не напишу ни строчки.
– Руки на парту! Сейчас же!
Девочка послушно положила руки и зажмурилась. Резкий свист разрезал воздух, тяжёлая указка обрушилась на её кисти и пальцы.
Ещё удар, ещё…
Катька закричала со всей присущей ей дерзостью: – Ты что делаешь, старая бл… Прекрати! Хватит!
Это был крик рыбы на берегу, ни звука.
А та девчонка молчала, лишь стонала в плотно сомкнутые губы.
Катька видела крупные слёзы на её щеках, некоторое капали упали на парту.
Когда