Порнография как жанр появляется в XVII веке и достигает неслыханного прежде размаха в конце XIX-го, становясь настоящей мини-индустрией как раз в то время, когда в европейском сознании начал осмысляться образ сексуальности. При этом взгляды на сексуальность, существующие в официальной культуре и порнографии, были противоположны друг другу, словно позитив и негатив на фотографии: «Каждое новое предостережение против мастурбации сопровождалось выходом в свет очередного порнографического романа; на каждое предупреждение медиков против сексуальных излишеств, пагубно отражающихся на состоянии здоровья, порнография отвечала изображением совокупления in excelis, нескончаемых оргий, бесконечных и неутомимых живых цепочек; каждому заявлению о хрупкости и фригидности респектабельных женщин порнография противопоставляла легионы менад, вселенные бьющихся в экстазе самок; в ответ на каждую попытку официальной культуры принизить значение сексуальности порнография кричала (или шептала) о том, что эта единственная вещь в мире, которая имеет значение».
Сломать эту ситуацию, в которой непристойная литература выступала в качестве зеркального отражения чрезвычайно закрепощенного социума, согласно Маркусу, помогли три фактора. Первым из них было рождение современной психологии и психоанализа; вторым – деятельность писателей-авангардистов, поставивших под сомнение справедливость общественного устройства (среди последних следует выделить Джеймса Джойса), а третьим – общая либерализация сексуальной жизни, в результате которой порнография прекратила восприниматься как нечто опасное.
Впоследствии предложенный Маркусом концепт «порнотопии» неоднократно критиковался. Томас Джаудри, например, в 2015 году, опираясь на те же архивные материалы Института Кинси, которые использовал Маркус, заключил, что в викторианских порнографических романах повсеместно присутствует тема смерти, страданий, венерических заболеваний и разложения, что отнюдь не позволяет