И, следовательно, знала маму Нори. Нори все время хотелось ее расспросить, Акико все время хотелось рассказать, однако обе были слишком послушны.
– Что же мне надеть? – просипела девочка, презирая внезапно дрогнувший голос. – Как вы думаете?
Вариантов было немного: темно-синее платье в горошек с коротким рукавом и кружевным воротничком, зеленое кимоно с бледно-розовым поясом, ярко-желтая юката (для лета) и черное кимоно.
Нори пожевала щеку изнутри.
– Черное, – решительно ответила она на собственный вопрос.
Акико достала кимоно из шкафа и разложила на постели.
Нори пришла к такому выводу относительно легко: на фоне темной одежды кожа покажется светлее. Пока служанка помогала ей одеваться, мыслями Нори унеслась дальше.
Она провела дрожащей рукой по волосам – густым, буйным, упрямо вьющимся, несмотря на ежедневные попытки усмирить их расческой. Своеобразного оттенка темно-коричневого, который Нори сравнивала с корой дуба. Их никак не получалось заставить ниспадать на плечи, как у матери и бабушки. Однако, если приложить достаточно усилий, они распрямлялись настолько, что можно было заплести их на затылке в косу длиной до пояса и повязать яркой лентой. Тогда волосы выглядели почти нормально.
Сегодня из двенадцати лент Нори выбрала красную. Любимую, потому что красное подчеркивало блеск в глазах цвета шампанского, а единственное, что Нори все-таки нравилось в собственном лице, так это глаза – даже бабушка однажды мимоходом отметила, что они «довольно любопытные».
Изящно миндалевидные, как и следует. Хоть в этом она не выделялась так сильно.
Как только девочка оделась, Акико ушла.
Нори замерла посреди комнаты, усилием воли заставила себя не вертеться. Чинно сложила руки, с легким презрением разглядывая кожу. Вроде получше. Два года принятия ванн – и наконец заметна разница. Еще пара лет, и кожа посветлеет настолько, что можно будет покинуть чердак.
В отличие от бабушки, которая время от времени заходила, дедушка изо всех сил старался избегать внучки. Как советник императора, он большую часть времени все равно проводил в Токио. В тех редких случаях, когда их пути пересекались, он смотрел на Нори жестким взглядом, от которого продирало холодом. Иногда она спрашивала о дедушке у Акико. Служанка сразу тушевалась: «Он очень важный человек, очень влиятельный». И поспешно начинала говорить о другом.
Как бы ее ни мучило любопытство, Нори была не настолько глупа, чтобы обсуждать подобную тему с бабушкой. Совет матери оказался весьма полезен – хотя и не позволял узнать, где она и когда вернется. Впрочем, Нори старалась об этом не думать.
Звук шагов известил ее о прибытии бабушки. Нори опустила взгляд в пол и низко, почтительно поклонилась.
Женщина перед ней помолчала и спустя мгновение вздохнула:
– Норико.
Знак, что можно разогнуться. Нори медленно выпрямилась, все так же вежливо,