Сказать правду? Что поссорился с общиной, хочет мести за родных!? Невозможно! Если имам услышит такое, то немедленно прогонит мальчишку.
Сочинить что-то? Но что? Почему он не задумался об этом раньше?
– Ты же из яковитов, – сказал имам, указывая туда, где под майкой Самира болтался кипарисовый крестик. – А они держатся своей веры крепче, чем остальные христиане. Странно это.
Они разговаривали, стоя у стены внутри мечети, неподалеку от входа, мимо проходили люди, обувались и разувались, приветствовали имама, таращились на Самира, словно он был пауком с восемью ногами или трехголовым человеком, и ему становилось все неуютнее.
– Я… ну… – пробормотал он, теребя крестик.
А ведь как-то не подумал, что с ним придется расстаться, если перейти в другую веру! Но ведь это не просто символ, это память об отце, о тех временах, когда у них имелся дом, настоящая семья!
– Хорошо, – имам вздохнул. – Что ты знаешь о пяти столпах нашей веры?
Пять столпов? Сторож в мечети шейха Мансура ничего подобного не говорил!
– Нет Бога кроме Аллаха… – Самир сам понял, что говорит неуверенно, и замолчал.
– Шахаду ты слышал, это хорошо, – подозрительности во взгляде имама не стало меньше. – Только ведомо ли тебе, как и когда совершать молитву, каково ритуальное омовение перед ней, готов ли ты пойти в паломничество к Двум Святыням, соблюдать пост в священный рамадан, и вносить закят на благо тех, кто не может сам прокормить себя? Ведомо ли тебе, что значит быть истинным рабом Аллаха, покоряться его воле?
Быть рабом Самир не хотел, и выражение «рабы Божьи», которое он не раз слышал в церкви, ему всегда не нравилось.
– Я… мне хочется… – начал он.
– А мне кажется, что все это не очень умная шутка! Стыдись, юный яковит! Замесил некто все это на дрожжах ифритов, и подослал тебя к нам, чтобы посмеяться! – Имам больше не скрывал гнева, глаза его сузились, лицо потемнело, он наклонился вперед. – Неужели твои единоверцы? Воистину, те, кто не уверовал, не уверуют и впредь, ведь все равно им, увещевал ты их или не увещевал! Сердце и слух их запечатал Аллах, а на глазах у них – пелена, и уготовано им великое наказание!
– Но я… – попытался возразить Самир.
– Даже если нет, то где ты возьмешь двух достойных уважения мужей из правоверных, что станут тебе свидетелями? – и имам обвел рукой мечеть, в этот момент, когда одна молитва закончилась, а другая еще не начиналась, почти совсем пустую. – Ответь мне, кто поручится за тебя? Одной шахады, как ты должен знать, недостаточно.
Самира трясло от обиды и возмущения, он задыхался… Почему ему не верят, ведь он пришел сюда искренне, хотел обо всем узнать, а его встретили точно врага, словно вора или шпиона?
– Уходи, юный яковит, – имам заговорил тише. – И не возвращайся сюда больше.
Он сделал повелительный жест.
Самир развернулся, зашагал туда, где оставил кроссовки, ничего не видя перед собой. Не сразу смог завязать шнурки, услышал за спиной обидный смех, и от этого разозлился еще больше,