Но он помнил, что не один, должен найти убежище, и лучше в своем квартале… Тут не так далеко, метров двести, если по прямой, но так не пройдешь, нужно дать крюка…
Словно гром ударил прямо за спиной, Самир на мгновение ослеп, его бросило в сторону. Успел выставить руки, ободрал ладонь о шершавую стену из камня, услышал крик Ильяса.
Не понял, как оказался на ногах, но в следующий момент они снова бежали через тьму, пронизанную воем бомб и самолетов, криками, грохотом разрывов, гулом и треском падающих зданий. Новая вспышка, далеко, но Самир увидел, что они совсем рядом с мечетью шейха Мансура, что дверь ее открыта, на пороге стоит невысокий старик и машет рукой.
– Туда… – прохрипел Самир, хватая Ильяса за плечо.
Стены мечети толстые, сама она маленькая, неприметная, бомбить ее специально никто не станет.
– Сюда! Сюда! – воскликнул старик, отступая в сторону.
Самир ввалился внутрь и тут же наполовину сел, наполовину упал, коленка отказалась ему служить. Ильяс прижался к стене, глаза выпучены, рот приоткрыт, подбородок трясется, ходит вверх-вниз.
Зашуршал полог, каким закрывают дверь мечети во время зимних холодов – несколько слоев плотной кожи, осколок не пробьет. Гул разрывов и свист бомб утихли.
– Вы в безопасности, – сказал старик, улыбаясь. – Вверьте себя защите Аллаха.
– Но мы… мы… – Самир трясущейся рукой вытянул из-за ворота крест на шнурке: он не станет лгать, пусть даже от этого зависит жизнь, и его собственная, и брата.
– Разве Аллах велит гнать того, кто в опасности? Помогайте друг другу в делах праведных и благочестивых… А что может быть праведнее, чем спасение жизни другого? – Старик покачал головой. – Сидите здесь, я сейчас приду.
И он ушел, бесшумно растворился во мраке.
Самир осмотрелся, разглядел лишь очертания стен и потолка, темное пятно михраба, указывающего направление на Мекку, да ковер на полу. Ощупал больную коленку, попробовал согнуть ее, и понял, что даже если захочет, то прямо сейчас из мечети не уйдет.
Во тьме вспыхнул огонек, маленький, колеблющийся. Приблизился, и стало ясно, что это древняя керосиновая лампа в руке старика.
– Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного, – произнес он, ставя лампу на пол. – Займемся вашими ранами.
Борода его казалась серебряной; смуглая, иссеченная морщинами кожа – черной; глубоко посаженные глаза смотрели живо. В другой руке он держал миску с водой, в ней плавала губка, и от миски исходил резкий травяной запах.
– Мир вам. Спасибо, что приютили, – сказал Самир. – Простите, но вы кто?
– Сторож, – ответил старик. – Так, давай сначала ты, младший… Не бойся меня… Немного пожжет, но воистину Аллах с терпеливыми…
Он провел губкой по лицу Ильяса, и тот сморщился, но не издал ни звука.
– Если вы думаете, что Пророк Мухаммад, да ниспошлет ему Аллах благословение и мир, был врагом христиан, то вы ошибаетесь, – проговорил старик, осматривая голову Ильяса. – Мать же Исы упомянута в Писании не один раз: Вспомни