Закон есть закон, это говорит среди них главный в тюрбане с пером цапли, а кто забывает закон, мы сперва повторяем: вот, слушайте. Милостив наш султан, позволяет он жить на своей земле тем, кто считает богом пророка Ису, и совершать обряды, как указано в книгах, тоже позволяет. Пусть, говорит он, соблюдают эти люди свой закон, как им предписано, работают пусть и умножают себе подобных с миром на земле нашей, но пусть не забывают, что цена этому миру названа, а значит, будет в том нужда, волен султан забирать из деревень христианских юношей себе на службу, посему – что стоишь, святой отец, глаза выпучил, полезай звонить в свой колокол или что там у тебя в хозяйстве, деревянные колотушки – полезай, собирай людей деревенских на площадь, да не забудь книги, где тобою помечено, кто и когда народился в приходе за последнюю четверть века.
И пока святой отец ищет свою книгу, те открывают свою, ее читает главный над ними, и вот что сказано в той книге. Сперва, сказано там, отдели от прочих юношей свинопасов, ибо нечисты, и пастухов, ибо строптивы. Ищи среди оставшихся того, чей волос будет черным, жестким, а тело прямым и немалым в росте, и упругим на ощупь пусть будет оно, и широким в кости, да чтобы видно было сквозь кожу, как по жилам свершает движение кровь. Пусть голова у него будет круглой, а шея толстой. Должно иметь ему ягодицы поджарыми, а живот впалым, плечи широкими, а глаза черными. Вот если видишь такого, выбери и положи на стол, или на ровный камень, или на землю и смотри на него со вниманием, ибо если губы сухи, обметаны, то это геморрой, если глаза опухли и сонные, то водянка. Об эпилепсии расскажут тебе вены, не вздуты ли, а цвет белка – про желтуху. Если же нет этих признаков, но видишь, что обкусаны у него губы и чесотка по всему телу, брось такого, болезнь его неизлечима и называется меланхолия.
И вот оказывается, что парень этот, плотников сын Юсуф, в самый раз по книгам подходит. Ладен он телом и даже недурен с лица, потому как смотришь на такого и видишь – да, прав, кто считает, что красота вложена Аллахом в глаза и брови, а волосы созданы для восхищения. И вот теперь этот ладный скуластый широколобый Юсуф – в стороне. Выводят его из толпы вместе с такими же, черноволосыми и поджарыми, и с пером на тюрбане начальник оглашает: этих возьмем! Они нам годятся. И пусть приготовят им в дорогу еды и питья и одежды, через час мы выходим, и путь наш не близок.
Они расходятся по домам, эти юноши, а в домах темно, прохладно и тихо, потому что темно там всегда и прохладно всегда, ибо устроены дома на треть в землю, то есть в камне они устроены, а вот тихо тут впервые, потому что никто из домашних, а их семеро по лавкам, не знает, плакать или радоваться. Родная кровь! Но ведь и в деревне что ему делать? Тут особо не разживешься, нищета в этой деревне, пыль да жара, так уж