Не на жизнь, а на смерть. Иэн Рэнкин

Пару лет назад, – рассказывал Флайт, – Мария была жестоко избита. Даже в больницу попала. Дело рук ее благоверного, Томми. Она встречалась с другим мужиком и не брала с него за это денег. Вам понятно, о чем я? А еще за два года до этого Томми сидел в тюрьме за нападение с отягчающими обстоятельствами. Случай можно было бы квалифицировать как изнасилование, если бы нам удалось заставить жертву дать показания. Но она была испугана до потери пульса. У нас были свидетели, но без ее показаний мы смогли бы повесить на него всего лишь нападение с отягчающими обстоятельствами. Он получил восемь месяцев.

      – Выходит, он просто изувер какой-то?

      – Выходит, что так.

      – И его досье свидетельствует о том, что жестокость направлена в основном против женщин.

      Флайт кивнул:

      – Сначала все шло как по маслу. Мы думали, что Томми самый подходящий кандидат в убийцы Марии, что на этот раз он попался. Но не тут-то было. Начнем с того, что у него было алиби. Да еще эти следы зубов: согласно показаниям дантиста, они не соответствуют размеру челюсти подозреваемого.

      – Вы имеете в виду показания доктора Моррисона?

      – Ага, точно. Я называю его дантистом, чтобы поддразнить Филипа. – Флайт почесал подбородок, и рукав его кожаной куртки скрипнул. – Короче говоря, у нас ничего не вышло. А когда произошло второе убийство, мы поняли, что Томми тут ни при чем.

      – Вы в этом абсолютно уверены?

      – Джон, я ни в чем не могу быть абсолютно уверен, даже в том, какого цвета носки я надел сегодня утром. Иногда я даже не уверен, что я вообще надел носки. Но я практически уверен, что это не Томми Уоткис. Он ловит кайф от победы «Арсенала» – от футбола, а не от глумления над мертвыми женщинами.

      Ребус взглянул Флайту в глаза.

      – У вас синие носки, – сказал он.

      Флайт опустил глаза и, поняв, в чем дело, широко улыбнулся.

      – И разных оттенков, – добавил Ребус.

      – Так оно и есть, черт возьми.

      – Мне все же хотелось бы поговорить с мистером Уоткисом, – сказал Ребус. – Но это не горит и, разумеется, если вы не будете против.

      Флайт пожал плечами:

      – Как скажете, Шерлок. Ну что, будем выбираться из этой поганой дыры или вы хотели еще что-нибудь осмотреть?

      – Нет, – сказал Ребус, – давайте выбираться отсюда.

      Они зашагали к выходу из тупика, туда, где была припаркована машина Флайта.

      – Еще раз, будьте добры… как называется этот район?

      – Шордич. Помните детские стишки? «„Когда же, когда же я буду богат?“ – в Шордиче бьет набат».

      Да, Ребус помнил что-то в этом роде. Смутные воспоминания о матери, о том, как он сидел у нее на коленях. А может, это был отец, который пел ему песенку и подбрасывал на коленях. А может, этого никогда не было и память подкидывает ему ложные воспоминания. Теперь они стояли в самом начале тупика, выходящего на дорогу с оживленным движением. Дома были черны от копоти, окна замызганы. Какие-то конторы, склады. Никаких магазинов, за исключением одного, где продаются профессиональные кухонные принадлежности. Никаких жилых