– Давай! – закричал Петька Петух, здоровенный парень лет пятнадцати.
Он сбросил с себя рваную кацавейку и воинственно засучил рукава рубашки.
– Уговор, – предупредил Миша, – двое дерутся, третий не мешай.
– Ладно, ладно, слезай!
На крыльце рядом с бабушкой уже стоял дядя Сеня.
Миша спрыгнул с забора.
Петух тут же подступил к нему.
– Это что? – Миша ткнул пальцем в железную пряжку Петькиного пояса.
По правилам во время драки никаких металлических предметов на одежде быть не должно. Петух снял ремень. Его широкие, видно отцовские, брюки чуть не упали. Он подхватил их рукой, кто-то подал ему веревку. Миша в это время расталкивал ребят: «Давай побольше места!..» – и вдруг, отпихнув одного из мальчиков, бросился бежать.
Мальчишки с гиком и свистом кинулись за ним, а сзади всех, чуть не плача от огорчения, бежал Петух, придерживая рукой падающие штаны.
Миша несся во всю прыть. Босые его пятки сверкали на солнце. Он слышал позади себя топот, сопение и крики преследователей. Вот поворот. Короткий переулок… И он влетел на свою улицу. Ему на выручку бежали алексеевские. Огородные, не принимая драки, вернулись к себе.
– Ты откуда? – спросил рыжий Генка.
Миша перевел дыхание, оглядел всех и небрежно произнес:
– С Огородной. Дрался с Петухом по-честному, а как стала моя брать, они все на одного.
– Ты – с Петухом? – недоверчиво спросил Генка.
– А то кто?! Здоровый он парень, во какой фонарь мне подвесил! – Миша потрогал шишку на лбу.
Все с уважением посмотрели на этот синий знак его доблести.
– Я ему тоже всыпал… – продолжал Миша, – запомнит! И рогатку отобрал. – Он вытащил из-за пазухи рогатку с длинными красными резинками. – Получше твоей.
Потом он спрятал рогатку, презрительно посмотрел на девочек, формочками лепивших из песка куличики, и насмешливо спросил:
– А ты что делаешь? В пряталки играешь, в салочки? «Раз-два-три-четыре-пять, вышел зайчик погулять…»
– Вот еще! – Генка тряхнул рыжими вихрами. – Давай в ножички.
– На пять горячих со смазкой.
– Ладно.
Они уселись на деревянный тротуар и начали по очереди втыкать в землю перочинный ножик: просто, с ладони, броском, через плечо, солдатиком…
Миша первым закончил все фигуры. Генка протянул ему руку. Миша состроил зверскую физиономию и поднял кверху два послюнявленных пальца. Генке эти секунды кажутся часами, но Миша не ударил. Он опустил руку и сказал: «Смазка просохла», и снова послюнявил пальцы. Это повторялось по нескольку раз перед каждым ударом, пока Миша не влепил наконец Генке все пять горячих, и Генка, скрывая выступившие на глазах слезы, дул на посиневшую и ноющую руку.
Солнце поднималось все выше. Тени укорачивались и прижимались к палисадникам. Улица