– Мексиканец чуть не откусил мне нос, – только и сказал он в заключение.
– О-о-о! – выдохнула она чуть слышно, будто издалека, и по ее чуткому личику он понял, что это не по ней.
Тут и его опалило жаром, сквозь загар на щеках слегка проступила краска смущения, ему же показалось, будто щеки жжет, как перед открытой топкой в кочегарке. Видать, не положено говорить с порядочной девушкой об эдаких подлостях, о поножовщине. В книгах люди вроде нее про такое не говорят, а может, ничего такого и не знают.
Оба молчали, разговор, едва начавшись, чуть не оборвался. Потом она сделала еще одну попытку, спросила про шрам на щеке. И еще не договорила, а он уже сообразил, что она старается говорить на понятном ему языке, и положил, наоборот, разговаривать на языке, понятном ей.
– Случай такой вышел, – сказал он, потрогав щеку. – Ночью дело было, вдруг заштормило, сорвало топенант грота-гика, потом тали, гик проволочный, хлещет по чему попало, извивается, будто змея. Вся вахта старается изловить, я кинулся, ну и схлопотал.
Гик – горизонтальное или слегка наклонное рангоутное дерево, шарнирно прикрепленное одним концом (пяткой) к нижней части мачты и служащее для растягивания нижней кромки косого паруса; грота-гик – гик грота (одного из парусов на грот-мачте); топенант – снасть бегучего такелажа, проведенная через блок на верхушке мачты и привязанная к внешнему концу гика, чтобы он не упал на палубу при убранном парусе.
Таль – подвесное грузоподъемное устройство, состоит из двух блоков – подвижного и неподвижного блоков – и проходящего через их шкивы троса, один конец которого (коренной) закрепляется у одного из блоков, а другой (ходовой конец, или лопарь) тянут для подъема груза.
– О-о-о! – произнесла она на сей раз так, будто все поняла, хотя на самом деле это была для нее китайская грамота, и она представления не имела ни что такое «топенант», ни что такое «схлопотал».
– Этот парень, Свинберн, – начал он, желая переменить разговор, как задумал, но коверкая имя.
– Кто?
– Свинберн, – повторил он с той же ошибкой. – Поэт.
– Суинберн, – поправила Руфь.
– Вот-вот, он самый, – пробормотал Мартин, вновь залившись краской. – Он давно умер?
– Да разве он умер? Я не слыхала. – Она посмотрела на него с любопытством. – Где ж вы с ним познакомились?
– В глаза его не видал, – был ответ. – Прочитал вот его стихи из той книжки на столе, перед тем как вам войти. А вам его стихи нравятся?
И она подхватила эту тему, заговорила быстро, непринужденно. Ему полегчало, он сел поудобнее, только сжал ручки кресла, словно оно могло взбрыкнуть и сбросить его на пол. Он сумел направить разговор на то, что ей близко, и она говорила и говорила, а он слушал, старался уловить ход ее мысли и дивился, сколько всякой премудрости уместилось