Сирены Амая. Николай Ободников

островом. Не больше десяти, они порхали в темноте и пронзительно кричали. Эти тошнотворные создания, напоминавшие сшитых воедино женщин и птиц, утаскивали мужчин и калечили когтями детей. У одной из тварей было лицо Марьятты – испуганное, с искусанными до крови губами.

      Марьятта отняла голову от подушки и ощутила во рту соленое. Сообразила, что во сне действительно прокусила губу. Внизу, на нижней койке, с тяжелым сипением натягивал сапоги Димитрий. Несложно было догадаться, куда спешил этот пожилой увалень с белой бородой, вогнутыми внутрь желтыми зубами и недалеким взглядом того, кто постоянно видел перед собой радужный мыльный пузырь.

      Димитрий поднялся, и холщовая ткань его штанов в области паха вздулась.

      «Даже тебе с этим не совладать, да, Димитрий?» – мысленно спросила Марьятта, когда тот вышел.

      Как правило, женщины и мужчины спали в разных домах общины – по четверо, шестеро, а иногда и ввосьмером. Если набивались дети, то и того больше. Но одинаково противно пахло в любом спальном помещении. Чем-то съедобным и вместе с тем тошнотворным. А всё потому, что они были грязными животными, лишенными одиночества. Все до единого.