Никто не отрицает, что дельфины общаются друг с другом. На это способны многие виды. В природе полно животных, которые опознают друг друга по уникальному свисту, издают тревожные сигналы, особые для каждого вида хищников, используют специфические звуки, чтобы указать на источники пищи или предложить секс. У стад косаток есть собственные уникальные диалекты. Пчелы передают подробную информацию о том, как далеко и в каком направлении находится источник пищи, а также о ее качестве, виляя друг перед другом задами. Мир наполнен информационным обменом; однако это все не грамматика, не синтаксис. Это не язык. Из самого существования упорядоченных импульсов не следует того, что, по словам Рябова, из него следует.
Он подкрепляет свою точку зрения напоминаниями о всяческих крутых вещах, на которые способны дельфины: они могут изучить грамматику, если это будет нужно, они могут узнавать изображения на телеэкране (скажем, реагируя на трансляцию поданного дрессировщиком сигнала так же, как отреагировали бы, если бы дрессировщик был рядом во плоти). Но все его примеры позаимствованы из чужих исследований; в результатах Рябова нет ничего, что указывало бы на упорядоченный язык в том смысле, в каком мы понимаем этот термин, ничего, что «косвенно подтверждает предположение, что в естественном разговорном языке дельфина каждый НИ – это слово с определенным значением», как он это формулирует.
Признаю, трактовка манящая. Этот поочередный обмен звуками определенно походит на разговор. Можно даже предположить, что отсутствие связанного поведения – тот факт, что Яна так и не ткнулась носом в сток, что никто из них не нажимал на кнопки и не получал рыбу, – означает, что они говорили о чем-то, чего не было в их непосредственном окружении. Возможно, они обсуждали отвлеченные понятия. Нам не доказать, что это не так.
С другой стороны, о говорящих кошках с YouTube можно сказать то же самое.
Поэтому, по крайней мере пока, я вынужден отвернуться от заявления, что моя давняя подростковая мечта – вера, которая обусловила мою карьеру, – наконец-то подтверждена. Возможно, Рябов что-то и нащупал, но одной только возможности мало. Это печальное следствие принципа эмпиризма: чем больше ты хочешь, чтобы что-то оказалось правдой, тем меньше ты можешь себе позволить в это верить.
Но