– А где твоя невеста? – опять уставилась на парочку Фортуна.
– Невесты нет, есть жена, она осталась дома с сыном.
– Я тоже когда-то хотела братика. Потом решила, что лучше собаку, – отложила сандалии в сторону и увлеклась своими маленькими пальчиками на ногах, перебирая их, как кнопочки баяна.
– Чем лучше?
– Она будет моя.
– Логично. Разве у вас есть собака?
– Нет, вместо собаки мне купили платье, вот это, – встала она и расправила его. – Правда, я в нем похожа на невесту?
– Правда, – отхлебнул я из бутылки тринадцатиградусный закат.
– Ты женишься на мне, когда я вырасту?
– У меня уже есть одна жена.
– Может, разведешься? – посмотрела она на меня украдкой.
Я никак не ожидал такого поворота:
– Может, лучше искупаемся?
– Я бы на месте тети Милы своего мужа никогда бы одного не отпустила, – настаивал на своем предложении цыпленок.
– Почему?
– А кто бы тогда любил меня? Мне нравится, что ты разговариваешь со мной как со взрослой, – поправила она косички.
– Мне тоже, – не придумал я ничего больше для ответа.
– А ты не знаешь, отчего появляется седина? – неожиданно достала из оперативной памяти залежавшийся вопрос Фортуна.
– От похолодания в мозгах.
– Мама говорит – от любви. У моего папы уже есть на висках, я видела, когда его причесывала. Ты веришь в любовь с первого взгляда?
– Нет, я верю только в кофе, утром, дома, сваренный не мной.
– Я тоже не верю.
– Тебе еще рано.
– Нет, не рано. У меня уже была. Правда, мало.
– А что случилось? – спросил я серьезно.
– Он попросил у меня карандаш. Я сказала ему, что дам, если возьмет меня в жены. Антон сказал, что подумает, и взял карандаш у Оли. С тех пор я не люблю имя Антон.
– Из-за карандаша?
– Да нет, не только. Вот папа всегда твердит, что любит маму, а как праздник – танцует с тетей Милой. Потом мама плачет всю ночь или, чего хуже, вешается тебе на шею.
– Чем хуже? – вспомнил я один из вечеров, когда она, пьяная, признавалась мне в несуществующей любви. – Это же только танцы.
– Значит, ты не любишь мою маму?
– Нет, – ответил я без раздумий, глядя на одинокую яркую звезду в небе, как на икону.
– Какое счастье!
Я тоже почувствовал себя счастливым после этого простого признания.
– И она тебя не любит?
– И она меня, – стянул я с себя шорты.
– Ах, – озвучило за нее волной и донесло до меня еще один вздох облегчения море.
– А папа любит тетю Милу?
– Не думаю.
– А ты подумай.
– Нет. Они просто дружат.
– А чего тогда мама так расстраивается?
– Мамам только дай повод, – стянул майку и кинул на песок. Потом подошел к самой воде так, что набегавшие на берег волны могли хватать меня за щиколотки. Ветер направил на