Я убил Мэрилин Монро. Дмитрий Владимирович Романовский

согласилась Эмелда. – Приятно, когда певец выглядит в соответствии со своей ролью. – Она опять посмотрела на меня, и ее взгляд говорил: – Интересный мужчина, я сразу это увидела, – а вслух она говорила: – Я слышала самого Таккера, правда в конце его карьеры, так на него невозможно было смотреть. Я слушала с закрытыми глазами. – Присутствуя, но не участвуя в светском разговоре, я рассматривал окружающую публику. Никогда я еще не видел такого разнообразия, даже в той, первой жизни. Здесь были и люди высшего класса, и явная беднота, и экстравагантные представители богемы, и даже подростки хулиганского вида, люди разных возрастов и рас, попадались явно гомосексуальные пары, самые нарядные и самые скромные одежды. И все это объединяло нечто общее: это была оперная публика. И Глория была частью всего этого. Да, она изменилась, она стала другой. Перед началом третьего действия я спросил:

      – Глория, эта Эмелда – ваша приятельница?

      – Да, я с ней познакомилась в опере, и мы часто видимся на спектаклях. Театральное знакомство. – Третье действие оперы было таким, как и нужно. Лакме с помощью своего преданного слуги излечила британца от смертельной раны индийскими травами по народной индийской медицине, и они живут в шалаше в индийских джунглях. Британские солдаты находят, наконец, своего офицера, и он уходит с ними к своей британской невесте. А Лакме нюхает цветок, запах которого смертелен, и умирает. Британец все же возвращается к Лакме, и она умирает на его руках. В кино она бы сразу умерла, понюхав цветок, но в опере она успевает перед смертью спеть свою арию. Это была очень красивая ария, так что я снова взял Глорию за руку, не специально, а непроизвольно, и она не отняла руки. Лицо ее было серьезно. Когда все стали аплодировать, Глория отняла все же руку и тоже стала аплодировать. Я аплодировал со всеми. Покидая зрительный зал, многие заходили в уборную. Нам с Глорией это было необходимо, поскольку мы собирались пойти в ресторан. В мужскую уборную очереди не было, зато к женской уборной выстроилась длинная очередь, хотя уборные были на каждом этаже. Правильно сказал Збигнев, что женщины – зассанки. Мы договорились с Глорией, что встретимся в вестибюле. Спустившись по лестнице, я закурил. Многие мужчины курили в вестибюле в ожидании своих дам. И тут из толпы выходящих на улицу людей торопливо подошла оперная знакомая Глории Эмелда. Сияя улыбкой, она спросила:

      – Антони, как вам понравился сегодняшний спектакль?

      – Понравился. Особенно последняя ария, – и я улыбнулся ей любезной улыбкой. Выражение ее лица говорило: – ты мне очень нравишься, – а вслух она сказала:

      – Да, Мария Тьери была бесподобна. – Я всегда нравился женщинам, поэтому мне легко было заводить с ними знакомства, и я продолжал спокойно смотреть на нее с улыбкой. Она продолжала: – В отличие от Мета Сити опера привносит некоторую оригинальность, поэтому имеет постоянный контингент любителей. Я вижу, вы не часто сюда ходите.

      – Теперь буду ходить