– Понимаете, душу что-то меня грызёт. Едешь, бывает, по городу, и видишь на светофоре какую-нибудь из бывших. (Конечно, когда «бывших» едва ли не четвёртая часть города, попробуй не встреть кого-нибудь из них на светофоре!) Если глянет на меня, то я так на красный и рвану. До того дошло, что вообще на светофорах не торможу. Гаишники меня узнают, и не тормозят. А если я бабку какую собью? Так ведь папаша один хрен отмажет. А я думал, если бы на нары попасть. Вот житуха там была бы… Никаких «тёлок», гаишников и папаши.
После такого весьма оригинального признания я не сразу нашёл, чего сказать, так как я поначалу не привык работать с таким контингентом. Но я воспользовался одной из фраз, припасённых на все случаи жизни:
– Цель существа человека – есть мумификация. Но ты никак не можешь стать мумией. Остаётся лишь самая малость – я забальзамирую твою душу, и ты станешь мумией и обретёшь то, чего ты хочешь.
Я подошёл к хранилищу магических сосудов, каковыми казались во тьме полки, и снял с неё помутневшую трёхлитровую банку. Затем я приказал ему закрыть глаза, мягким, но уверенным движением коснулся его головы, а другой рукой обхватил банку так, что когда он открыл глаза, ему показалось, что в ней что-то находится.
– Теперь твоя душа здесь, – сказал я, указывая на банку, – и ты наконец стал абсолютной мумией. Но помни – душа может вырасти у тебя снова, так что для поддержания состоянии мумии, ты должен каждую неделю посещать сей храм и подвергаться особому ритуалу.
Уехал он от меня в таком состоянии, в котором люди рискуют взлететь при ходьбе. Он поверил в то, что его душа осталась в моём магическом сосуде, а сам он стал духовной мумией. Его и на самом деле теперь ничто не отягощало, ни совесть, ни ответственность, которую он теперь будет всё время перекладывать на меня, и за это платить мне деньги. А я после его визита уже вполне мог сделать новую крышу для моей хижины, чтобы во время дождя на меня не лилось с потолка.
На следующий день передо мной на полу сидел пузатый мужчина средних лет с весьма откормленной физиономией, на которой без труда угадывался отпечаток беспутной молодости.
– Господин жрец, что вы сделали с моим сыном? Он стал совсем другой. Вы же знаете, раньше он был такой проказник, но вместе с этим он был какой-то… стеснительный, что ли. А чего стесняться, когда папа депутат? Пусть все в этом городе знают, кто здесь власть. Вот когда станут депутатами, тогда им тоже будет всё можно, а пока они простые смертные, пусть завидуют мне и моему сыну. Но как только он у вас побывал, так его стеснительность как рукой сняло! Один раз, до визита к вам, он меня, было, сразил наповал. У меня, говорит, душа есть. Я так и опешил. Душа! У него! Кому в наше время душа нужна? В наше время власть нужна. Может быть, она кому-нибудь и нужна, если ни власти, ни денег совсем уж нет. А вчера он мне говорит: «Жрец, говорит, обряд,