5
Последнее время на меня все чаще находила апатия. Умом понимала, что сдаваться нельзя. Слезы все уже давно были пролиты, но рана на сердце отчего-то с каждым днем становилась больше. Панические атаки, что вечером я приеду к Егору, увижу застеленную чистую постель и услышу от медсестры или доктора слова «Мне очень жаль…», превращали меня в безумного зверя, которого насильно закрыли в клетке. Примерно так я и ощущала себя последние месяцы: билась в одиночестве о железные прутья, рвалась на свободу, но все попытки заканчивались неудачами.
Существовал только один человек, ради которого я готова была пройти все круги ада. Он лежал сейчас в больнице. Как только закончу с делами на работе, сразу же поеду к сыну. Надену маску на лицо, обработаю руки антисептиком и снова буду рядом с ним. Подсознательно я ждала звонка или визита Артура, он ведь говорил, что приедет. Я верила ему, потому что, наверное, только это и оставалось делать.
После обеда в адвокатскую контору заглянула Лена.
– Ну, как все прошло? Багров был рад новости, что у него есть подросший сын? – с порога бодро спросила подруга. Оптимизм был отличительной чертой характера Лены.
– Очень, – грустно отозвалась я. – Артур был ошеломлен, но не выгнал меня, как я изначально предполагала. – Я откинулась на сиденье, поглядывая на часы.
Через полчаса была назначена еще одна встреча с клиентом, а после нее – судебный процесс. Затем я планировала заехать домой и отправиться в больницу. После переливания крови Егору всегда приходилось несладко, и еще один-два дня я находилась рядом с ним. Многие клиенты знали о нашей беде и входили в положение, подстраиваясь под мой график и ритм жизни.
– Я тут навела про него справки, – быстро начала Лена. – Знаю, ты была бы против самодеятельности и слушать, наверное, ничего не захочешь… – Она заметила, как я недовольно свела брови и замолчала.
Я и Лене-то призналась недавно с большой неохотой, от кого у меня сын, потому что разговоры о моем прошлом были для всех закрытой темой. Но когда лечащий врач Егора огорошил заявлением, что сына спасет только донор, то есть пуповинная кровь новорожденного ребенка, которая богата стволовыми клетками… В тот момент на меня словно Вселенная обрушилась. До сих пор помню это состояние полной растерянности. Даже толком говорить не могла два дня, лишь плакать хотелось постоянно. Из уст врача эти слова звучали как смертный приговор. Когда отчаяние достигло самой высокой отметки, я решилась найти Артура и рассказать ему о сыне.
– И что там? – с интересом отозвалась я.
Соблазн узнать о жизни Артура был очень велик. Нет, я не собиралась давать ему понять, что готова залечить его раны после потери любимой жены. Нет. Мои силы были рассчитаны строго на ребенка,