бесшумная с ними дружила вода —
и мне показалось: мы тоже могли бы
как рыбы, прижавшись, уплыть навсегда.
Прижавшись, как рыбы в одном водоёме,
где гулко всплывают деревьев плоды,
мы плыли спокойно – и в этом объёме
весь мир отражался, как в капле воды.
Проснувшись, пойму и увижу, что пусто
и тускло, как за день до первого дня:
бессмысленно в комнату свесилась люстра
и смотрит глазницей пустой на меня.
«Трубят будильники. В окне резвятся птицы…»
Трубят будильники. В окне резвятся птицы.
Взметнувшись, прячутся в портьере те, кто снится.
Являя признаки вселенской благодати,
хлеб на столе: и многомерен, и квадратен.
Яйцо раскрыто, как бутон неяркой розы,
с ним сыр лоснится со слезой, как срез берёзы.
И чайник к чашке наклоняет грустный профиль,
и как чума ползёт по дому запах кофе.
Звонят мобильники и требуют отдаться
делам и замыслам; машины в стаях мчатся.
И мир вращается, как бы внутри коробки,
как будто кто-то нажимает сверху кнопки.
И лишь поэт лежит один в своей кровати,
являя признаки вселенской благодати.
Царь Соломон – он лепесток огромной розы,
Непробуждённые, его блаженны позы.
Его лицо запечатлело нам загадку —
как будто времени сумел всучить он взятку.
Укутан плотно часовыми поясами —
который час сейчас, они не знают сами.
Он спит, уставший от ночных небесных странствий,
Он отражается лицом в ином пространстве.
Ведь так решил нажавший кнопки на коробке:
«Пусть спит поэт, бедняга, – век его короткий».
«Виолончель на встречной полосе —…»
Виолончель на встречной полосе —
и струны к небу в тысячу свечей.
Вот справа лес, и в нём – виолончель:
в лесу трава – смычок висит в росе.
Прыжками жиг, роптаньем сарабанд,
где вдох, как Бах, а выдох, как полёт —
мир приторочен, точно чёрный бант,
и заколочен, словно чёрный ход.
Ни победить, ни объявить ничьей —
смычок в росе искрится и течёт.
Какой там счёт, когда виолончель?
Мой дурачок, никто не знает счёт.
Ветшает слово в гардеробной фраз,
луна то в профиль, то опять анфас.
Смотри, как странно: с каждой сменой фаз
стареет сердце и скудеет глаз.
Без лишних слов, без правильных речей
виолончели на плече наклон.
На миг повиснет и твоя качель:
на двух канатах – с четырёх сторон.
И, заколочен, точно чёрный ход
твой старый мир останется ничей.
Твой вдох, как Бах – твой выдох, как полёт.
Лети туда, где ждёт виолончель.
«Встань, отключи телефоны и выброси прочь…»
Встань,