– Духи этого забытого Нанной места, я приближаюсь к вашему жилищу со смиренным почтением и жажду мира. Будьте же снисходительны к нашим скромным дарам. Примите жертвенные оболочки наших отпрысков и насладитесь их безвинными душами. Пусть невинная кровь смоет позорные распри и укрепит нашу добрую связь. Будьте вы благословенны и благословите же нашу землю и благословите же наш народ.
Дэр понимающе склонил круглую, как миндальная тыква, голову, будто осознавал значение необычной литургии и вторил ей. На самом же деле, пока Курт читал отходную, толстяк думал лишь о том, какой тропой, скорее всего, предстоит им убраться из лесной глуши и как скоро он сможет отведать фирменной похлебки Нулы из красной чечевицы и сладкого перца.
Курт спешно поцеловал белокурую девочку в маленький лобик, приподнялся с пропитанной влагой земли и, отряхнув заляпанные глиной и слякотней холщовые штаны, бесцветно произнес:
– Пора.
– Ты точно… ну… не хочешь ничего больше сказать? – спросил Дэр, стараясь изобразить на своем рябом лице смесь скорби и печали, пока его товарищ усаживался на телегу.
– Нет. Я уже попрощался с малышкой перед тем, как она уснула. Теперь хочу поскорее отсюда убраться, – угрюмое лицо Курта снова приняло беспристрастное выражение, а глубокие морщины, залегшие под глазами, слегка разгладились.
Дэр, подобно верной собаке, последовал за ним. Через несколько минут лошадь заржала и тронулась в путь. Телега растворилась в густом, как сметана, тумане.
Глава
2
– Эй, ты! Слышишь меня? Просыпайся! – в мрачные сны Брана сквозь тонкую паутину прорвался нежный, слегка надломленный голос.
– Ниса, я думаю, ты зря стараешься, – сказал еще один незнакомец. – Он, поди, уже ласты склеил. Мы на холодной земле пару часов точно просидели. У меня до сих пор зуб на зуб не попадает.
– Не говори глупостей, Фиц! Он всего лишь спит.
Бран почувствовал прикосновение маленькой теплой ручки, отчего по его продрогшему телу пробежала стая мурашек. «Нельзя открывать глаза, вдруг видение исчезнет», – подумал он и как следует зажмурился.
– Я же говорила, у него руки теплые. Значит, живой, – заключила незнакомка и аккуратно придвинулась к лицу Брана.
Он явственно почувствовал легкое дыхание на своем слегка покрасневшем то ли от холода, то ли от близости девочки, лице. Такое воздушное, как облако на лазурном небе. Абсолютно невесомое, точно ветерок на цветущем пастбище. И пахло от нее не так как от других, знакомых Брану людей, а совершенно иначе. Сливочно-медовой мякотью спелой дыни, холодной сладостью лаванды и чем-то очень странным, не сочетающимся с таким нежным образом. Это была горечь, выделяющаяся из надломленного пополам пучка полевой мяты. Пока Бран витал в собственных мыслях, рассуждая о том, как выглядит человек, носивший на своем теле этот чудесный аромат, не заметил, как голоса стихли. «Ну вот, чудесный сон исчез, а вместе