Перед обедом хозяин принес медный таз и старинный, высокий бронзовый кувшин с изогнутым носиком, полный воды, и сам полил на руки каждому гостю. Это тоже входит в ритуал приема гостей. Затем на двух больших блюдах подали плов. Настоящий среднеазиатский жирный плов с кусками баранины, изюмом и курагой. Но… без ложек. Уйгуры деловито стали руками сминать маленькие комочки плова и отправлять в рот, показывая мне, чтобы я поступал так же. Я честно попытался проделать то же самое, но руки тут же стали жирными, что было не очень приятно. Заметив мое напряжение, Абдукерим попросил хозяина принести этому кафиру (неверному) ложку. Дело пошло значительно быстрее.
Потом принесли целую ногу теленка, от которой старший отрезал по куску и раздавал всем гостям. Объедение, конечно, но опять только под чудесный чай. Ни капли спиртного, даже пива. Кстати, уже в другой день, когда я пришел пообедать в чайхану с банкой пива, меня вежливо предупредила официантка, что пить спиртное в чайхане нельзя, и налила мне пиалу чая. Правда, чай в этих местах оказался весьма специфическим. Почти нигде не продают, а значит и не покупают китайский чай, а пьют свой, приготовленный из каких-то трав (а может быть с добавлением и травки) с примесью молотой корицы и имбиря. И несмотря на отсутствие спиртного, они активно разговаривали, что-то вспоминали, над чем-то шутили. Мне этого уже не дано было понять. На китайском еще можно было бы что-то уловить, а вот на уйгурском слабо. Но я не скучал, потому что внимательно разглядывал богатое убранство комнаты и двух очаровательных ребятишек, сына и дочку хозяев, причем, сынок спокойно входил в комнату к мужской компании, а дочка нет, ее можно было увидеть только за порогом.
Фото из личного архива автора
Потом из угла достали дутар, и Абдукерим стал услаждать присутствующих своим артистическим пением. Пришлось спросить у Исламджана, о чем он поет. Тот поведал мне, что песня, конечно, о любви, о красивой девушке, которую любит этот парень, и о неизвестном сопернике, который пытается помешать этой любви. Все, как и везде.
Вскоре к нам в съемочную группу приехал странный мужчина ранне-пенсионного возраста совершенно европейской наружности: нос картошкой, русые волосы и небольшие залысины. Я, зная по сценарию, что с нами в двух эпизодах должен быть еще один русский, посчитал, что как раз и нашли для массовки какого-то русского чуть ли не на улице, как это обычно делают в Китае, и поэтому сразу заговорил с ним на русском языке. Мужчина ответил мне тоже на чистом русском языке без какого-либо акцента, а потом вдруг подчеркнул, что он по национальности уйгур. По его внешности, которая даже и рядом с черноволосыми, смуглыми, цыганистыми уйгурами и рядом не стояла, а также по разговору я понял, что тут что-то не так, и усомнился в его словах, спросив:
– Откуда же вы так хорошо говорите на русском?
Но он, не моргнув глазом, меня уел:
– Наверно, оттуда же, откуда вы хорошо говорите на китайском.
Мне стало как-то не по себе, а вдруг