«Ты говоришь совсем не как дитя».
«Мне уже почти десять лет! – гордо произнесла девочка, а затем, вновь опустив голову, добавила. – Отец хорошо обучил меня. Что мне теперь делать? Ведь его больше нет».
«Для начала мы должны отдохнуть. Мы оба. Я устал с дороги, а тебе слишком многое пришлось сегодня пережить».
«Ты не ненавидишь меня? Не боишься? Ведь это я убила всех тех людей».
Я улыбнулся. Впервые, почти за целый год разъездов по свету, я позволил себе улыбнуться.
«Не вижу причин для ненависти к тебе и, уж тем более для страха».
«Ты очень странный», – задумчиво протянула Эвелина.
«Спи. Как я и сказал, отдых сейчас нужен нам обоим».
Прошло, должно быть, несколько часов. Меня разбудил шум – какой-то шорох и скрип деревянных ступеней. Он был негромким, но за время моих долгих странствий, проведенных в одиночестве, я научился быть чувствительным даже к такого рода звукам.
Открыв глаза, я не заметил почти никаких изменений. Дом по-прежнему заполнял полумрак, а свет от фитиля лампы заставлял тени беспорядочно плясать на неровных деревянных стенах. Где-то в стороне потрескивала печь, большая часть дров в которой теперь превратилась в тлеющие угли. Картина была такой же, какой я и запомнил ее, засыпая. Но Эвелина из нее исчезла.
Я повернул голову и увидел девочку стоящей посреди лестницы, ведущей на чердак. Где-то она нашла старую грязную веревку, не слишком прочную на вид, но вполне способную выдержать вес детского тела. Она сделала петлю, продела в нее голову и уже готовилась шагнуть вниз, в сторону, где бывшие хозяева дома не потрудились смастерить даже подобие перил. Но в этот самый момент наши взгляды встретились. Я молчал. Она медлила. Она боялась смерти, потому что теперь, после того, что свершила сама, ей, как никому другому, было ведомо, что та собой представляла. Вероятно, она ждала, что я начну отговаривать ее. Но я не проронил ни слова. Просто смотрел.
«И это все? – наконец пролепетала она. – Вы не попытаетесь остановить меня? Не скажете мне, как неправильно я поступаю?» – Она вновь заплакала. Отчаяние пропитывало каждое ее слово.
«Зачем? – спокойно ответил я. – Это твой выбор. Мне ли решать за тебя, жить тебе или умереть?»
«Я просто не знаю, как мне существовать дальше. Папы больше нет. Все ненавидят меня. Те, кто остался в живых. Ведь я убила стольких людей! Многих из тех, кто все эти годы находился со мной рядом».
«Но разве не они предали тебя? Ведь именно они заклеймили тебя ведьмой и пытались сжечь».
«Да. Но… Я не знаю».
«Разве не они убили твоего отца у тебя на глазах и бросили его тело в грязь?»
Девочка молчала. Ее голова по-прежнему была в петле, но отблески решимости, слабо мерцавшие в ее взгляде, теперь и вовсе почти померкли.
«Если желаешь вздернуть свое тело здесь, в этой захудалой лачуге, останавливать тебя я не стану. Но не