– Вита, успокойся! – твердо приказывает Тагиров, садясь на кровать рядом со мной.
Он протягивает руку к бутылочке, но я отвожу свою, не давая ему схватить ее, и беру на руки Асада, пытаясь его успокоить.
– Т-ш-ш, не бойся, маленький, – шепчу ласково. – Все хорошо, все хорошо. Продолжай кушать, Асад.
К счастью, когда соска снова попадает в рот, малыш замолкает и начинает усердно есть дальше, а я поднимаю взгляд на Булата и глядя на каменное выражение его лица понимаю, что это конец. Как бы я не сопротивлялась, он все равно заберет у меня своего сына.
– Асад? – спрашивает бывший муж, словно не верит своим ушам.
– Разве не так ты назвал своего сына? – спрашиваю с вызовом. Как ни странно, но испуг малыша немного привел меня в чувство и восстановил самообладание.
– Я пока никак его не назвал. Не успел, – рассеянно бормочет Булат, внимательно разглядывая мальчика, словно впервые его видит.
– И что это значит? – недоумеваю я.
Но Тагиров игнорирует мой вопрос.
– Покорми его и одень потеплее, Вита. Вещи нам не нужны, у него все есть. Можешь отдать нуждающимся. Твои расходы я возмещу. Мы уйдем, как только он закончит ест.
– Нет! Не забирай его, Булат! – умоляю его, снова плача. – Пожалуйста, я не могу… Я же без него не смогу, понимаешь?
– Перестань, Вита! – раздраженно рявкает он. – Ты к нему привыкла, но это скоро пройдет. А как родишь своих детей, так и вовсе забудешь. Он был у тебя всего два месяца, а не несколько лет. Это не твой ребенок. Ты знала, что я за ним приду.
– Я уже считаю его своим, Булат! Ты ведь не пришел, ты исчез! Не на несколько дней, как обещал, а на два месяца!
– Это не имеет значения. У этого ребенка есть родители, которые нуждаются в нем, Вита, и твои истерики ничего не изменят. Не заставляй меня применять силу и просто делай, как я прошу.
Реальность бьет меня наотмашь. Не понимаю, что со мной происходит, почему я так сорвалась, но мое поведение неадекватно – это факт. Он ведь прав. Это не мой ребенок. Асад мне не принадлежит и я не имею никаких прав на него. Зачем я унижаюсь? Почему умоляю о чем-то этого бесчувственного гада? Мои мольбы никогда на него не действовали.
– Выйди, Булат, – говорю все еще дрожащим голосом.
– Нет.
– Выйди. Дай мне хотя бы попрощаться с ним наедине.
Наши взгляды скрещиваются и я вижу в его глазах ту бескомпромиссность, которую всегда ненавидела, но Тагиров, внезапно, уступает. Первым отводит глаза и отрывисто кивает в согласии.
– Хорошо. Только без глупостей.
– Я не умею летать, так что вряд ли сбегу с ним в окно, – говорю грубо, раздраженная тем, что предстала перед ним в роли какой-то неразумной истерички.
Мужчина молча выходит, и я остаюсь один на один с малышом, которого мне предстоит навсегда потерять.
«Не думай об этом! Потом. Попрощайся с ним так, чтобы не жалеть после» – мысленно говорю себе, пытаясь бороться