– Вы опасаетесь повторения приступов, – сказал Воздвиженский и осекся.
– Это не приступы, доктор. К сожалению.
– Опишите, что вы чувствуете во время… в то время, когда вас волнуют предчувствия.
Агния помолчала немного, взгляд ее остановился на одной точке. Прохорова словно рассматривала что-то вдали, пытаясь распознать детали.
– Прежде всего – это бессилие. Отчаяние. Мне хочется быть там, но я не могу быть там.
– Где?
– Ну что вы, доктор, – с укором посмотрела Агния на Филиппа, – там, где это все происходит. Я это вижу, чувствую даже запахи – а прорваться сквозь время не могу.
– Сквозь время никто не может прорваться. Это невозможно.
– Тогда почему я это вижу?
Проще всего было бы сказать: это ваши фантазии. Но Филипп уже знал, что это не так. Не совсем так. Ведь были же и пожар, и гибель детей, и убийство Стаса Завьялова – все это было.
– Мы измеряем время по часовой стрелке, – сказала Агния, – и по движению солнца. Но время вообще – изменяемо. Оно в принципе изменяется. Это его свойство. Время – условная категория. Мыслительная. Если мы можем представить прошлое – почему нельзя представить будущее?
«Чистый бред», – подумал Филипп.
– Ну, вот, вы опять, доктор, – с обидой укорила Агния. – Если прошлое существует в нашем воображении, почему будущее не может существовать таким же образом?
– Потому что будущее мы не пережили, – просто ответил Филипп.
– А если пережили?
– Как? Если оно еще не случилось?
– А если случилось? В голове? – Агния потрепала себя по волосам. – Это как-то связано – прошлое и будущее в моей голосе. Я это чувствую. Считаете, что я брежу?
– Нет, нет, говорите, – спохватился Воздвиженский.
– Порой часы обманывают нас,
Чтоб нам жилось на свете безмятежней.
Они опять покажут тот же час,
И верится, что час вернулся прежний.
Обманчив дней и лет круговорот:
Опять приходит тот же день недели,
И тот же месяц снова настает —
Как будто он вернулся в самом деле.
Известно нам, что час невозвратим,
Что нет ни дням, ни месяцам возврата.
Но круг календаря и циферблата
Мешает нам понять, что мы летим[5], —
прочла Агния.
Помолчала, внимательно глядя на Филиппа.
– Прочтите что-нибудь еще, – попросил доктор.
– Все вещи разрушает время,
И мрачной скукой нас томит;
Оно как тягостное бремя
У смертных на плечах лежит.
Нам, право, согласиться должно
Ему таким же злом платить
И делать все, чем только можно
Его скорее погубить[6].
– Спасибо. Вы замечательно читаете стихи.
– Спасибо. Время ведь непознанная категория, правда, доктор? Или вы считаете, что мир познаваем? – улыбнулась Агния.
– Мы стараемся, – кивнул Филипп.
– Только