– Чтоб как в старые времена, – пояснил он. – По-настоящему, пиво-воды…
– Поедем, Хазин, время, – напомнил я. – Полдня прошло.
– Полдня прошло, а роги не растутся!
После водокачки Хазин вступил в отличное настроение, пока мы добирались до старого переезда, он рассказывал, что ему не нравится в Чагинске.
– …Если кроме того что булки руками в магазинах подают, а девки нормальные давно поделены, то вот еще что. Тут постмиллениум в полный рост. Понимаешь, одни местные думали, что всему свирепый пушок, и уже делили участки на кладбище, другие надеялись, что все наладится и Москва – Улан-Батор наконец здесь остановится, но тысячелетие кончилось, планета провернулась, и ничего не произошло. Старый мир не спотыкнулся, а новый не начался. Они оказались словно в вакууме! И как результат – у всех аборигенов махровая фрустрация! Вон, посмотри!
Хазин указал на крепкую старуху, на плечах перетаскивающую велосипед через железнодорожные пути.
– Это, кажется, Снаткина, – сказал я.
– Так это же все объясняет!
Хазин притормозил, высунулся в окно.
– Женщина, вы знакомы с адмиралом Чичагиным? – спросил Хазин.
Старуха не ответила, стремясь через линию, шагала, держа велосипед как коромысло.
Снаткина. Я вспомнил. Мы с бабушкой сидели на веранде, мыли ноги в тазу нагретой за день водой, бабушка смеялась, пилила напильником съеденные кислотой ногти и уверяла, что до «двухсотых» не доживет никак. И когда я однажды спросил почему, бабушка ответила, что нет ничего там, за «двухсотыми», для нее, потому что там будет другой народ, а старому на этом месте никак не разжиться.
Но Снаткина была жива. И все так же с велосипедом.
После пива Хазин был настроен философически.
– В постмиллениуме жить неуютно, – разглагольствовал он. – По пятницам дуют колючие ветры и лестницы круты для велосипедистов! Бабушка, вам помочь?!
Снаткина не услышала, шагала, тяжело разгребая воздух велосипедом.
– Мне кажется, здесь для Чичагина есть перспективы. А ты эту тетку знаешь, что ли?
– Да, это знакомая… моей бабушки. Какая-то дальняя-предальняя родственница. Она… из хора ветеранов…
– Имени Чичагина! – тут же перебил Хазин и расхохотался.
Возможно, все же не следовало с утра встречаться с пивом, подумал я. Хазин явно поплыл, стоит его из-за руля…
Мне за руль не хотелось.
Хазин выехал на старый переезд, остановился. Здесь не осталось ни шлагбаумов, ни фонарей, промасленная гравийная насыпь и выкрошенные бетонные плиты между рельсами.
– В восемьдесят седьмом через переезд везли одного дизелиста, – сказал я. – Он поссорился с женой, а она его топором в башку. Ничего так, доставать не стали,