Хотелось уже покончить с этим, но всегда кому-то удавалось уговорить меня ну еще хоть разок защитить честь роты. Да разве так честь защищают? И вот однажды, не в силах отказать, я в конце концов так получил в лоб от чемпиона полка, что, говоря словами старшего лейтенанта Зиедса, ажчавкнуло. Все! Finita la comedia.
Продолжайте плющить носы – спортом я никогда не мог это назвать – без меня. Ничего себе, бои настоящих мужчин! Курам на смех.
Мне, однако, было не до смеха, после последнего боя замучила тошнота и головокружение. «Жизнь вне опасности, но сотрясение мозга ты все-таки получил,» – сказал врач и сослал меня на две недели в лазарет. Потом, как-то раз перед глазами вдруг появился маленький прямоугольник, светившийся всеми цветами радуги, потом закружилась голова, а еще через мгновение я провалился во тьму. Когда очнулся, доктор, наклонившись надо мной, в сомнении качал головой. Армии не нужны такие, кто падает в обморок, решила врачебная комиссия. Признали негодным к военной службе. Вручили бумагу с печатью и отпустили домой. К счастью, за пределами казармы в обморок уже не падал. На гражданке воздух все же куда как здоровее.
Слухи о репатриации немцев на родину, смущая умы, ходят уже довольно долго, и вот настает день, когда из сплошного тумана выступают четкие контуры и новости, которые еще недавно считались безответственной болтовней или пустыми выдумками, обретают официальную форму и содержание. Многие воспринимают предложение фюрера вернуться в Рейх с удовлетворением – как заботу о соотечественниках, как протянутую в сложный исторический момент руку помощи, как призыв стать едиными в объятиях Великой Германии, а не оставаться рассеянными по всему миру. Разумеется, немало тех, кто в сомнениях покусывает губы и мучается с принятием решения. Что выбрать – могучую отчизну, где многие никогда и не бывали, или родину, где поколения предков жили веками?
Возможность репатриации навела в нашем доме что-то вроде паники. Самое поразительное, что у мамы вдруг обнаружились взгляды и мысли насчет международной политики. Она ведет себя так, как, по-моему, должен вести себя Вольфганг, зато отчим держится как латышский крестьянин, которого силком хотят выгнать с возделанных им полей.
– Никуда я не собираюсь ехать, – Вольф стоит, обеими руками вцепившись в дверные