Оставшуюся часть дороги Микаэл попробовал провести в полудрёме – «не привлекать внимания… не привлекать внимания…». Соседка рядом, ёрзала кресле, то закрывая, то открывая шторку иллюминатора, громко вздыхала, поглядывая в сторону Микаэла и пыталась завести разговор:
– Вы простите меня. Так неловко! Так неловко!
– Ничего, ничего… – сказал Микаэл и прикрыл глаза, давая понять, что ему хочется спать.
– А, может быть, вы пересядете к окну? – слегка притрагиваясь к плечу Микаэла, тихо проговорила соседка.
– О, нет-нет… – Микаэл открыл глаза, и даже слегка испугался неожиданному предложению.
Он нахмурил брови. Снова закрыл глаза. И уже, было, сосредоточился на сне, как вдруг в голове его пронеслась мысль: «А что, если она таким образом попросила его пропустить её, например, в туалет, а он не догадался…».
Микаэл сглотнул воздух. Открыл глаза, потянулся. И, как бы невзначай, предложил соседке:
– Давайте меняться! Вы не против?
– Да… я конечно… – начала лепетать соседка, уже приподнимаясь из кресла.
Микаэл галантно вышел в проход кресел, предполагая, что соседка выйдет вслед за ним. Но она просто переползла в кресло Микаэла, давая понять, чтобы он протиснулся на своё сиденье через неё. Ситуация была более чем невнятна.
«Перешагнуть? Но это неприлично! Попросить её встать? Это крайне неприлично…»
– Проходите-проходите… – указала соседка, и, видя смущение на лице Микаэла, привстала, высвободив узкий проход.
Микаэл, протискиваясь, почувствовал дыхание соседки и лёгкий её вздох, перетянутый жеманной улыбкой:
– А-ах… ничего-ничего, проходите…
«А она – ничего…» – подумал Микаэл, разглядывая и даже ощущая уже совсем близко поднимающуюся вместе с дыханием грудь соседки, которая на мгновение замерла.
Как собака, швыркая носом, дама обнюхала соседа и, на выдохе, вытянула из себя:
– Вам так идёт красный цвет…
– Хм… – только и произнёс Микаэл, сконфузился и как можно быстрее плюхнулся на теперь уже своё новое место.
«Вот, всегда так, – думал он, – Надо бы быстро сообразить, что сказать в ответ, чтобы она увидела, какой он умный, но почему-то это никогда не получается…». Микаэл с чувством обречённости вздохнул, а соседка в это время отвернулась, разглядывая сидящих напротив пассажиров.
Ничего более не оставалось, как уткнуться в иллюминатор. Облачность уже успела слегка рассеяться, оголяя то там, то сям серо-синее поле океана.
Микаэл, разглядывая рисунок водной глади, опрокинулся в воспоминания, и даже защемило от желания, как в детстве, вернуться домой.
Мама иногда называла его «Мишенька». Отчиму это не нравилось, и он дразнил пасынка, ставя ударение на второй слог – «Мише/нька, Мише/нька…». Микаэл убегал в сад и плакал, сидя под своим любимым деревом вишни. Там его и находила