На скоростной трассе, когда расслабленная движением и воцарившимся в машине уютом, мать уснула или сделала вид, прикрыв глаза, отец, поймав взгляд Максима в зеркале заднего вида, спросил:
– Думаешь о ней?
– М-м-м…
– Она тоже о тебе думает.
– Надеюсь…
– Бабушка обо всех думает, – и, удовлетворенный тем, что ему удалось «подловить» незадачливого сына, отец хмыкнул и благодушно прищурился.
«Глупая шутка», – Макс хотел было возразить, но в этот момент далеко-далеко в синем небе он увидел, как миниатюрный серебристый самолетик начертил настолько прямую и острую белую линию, что она пряным блаженством пронзила его насквозь, и он почувствовал, что в этот миг обожает всех: и подтрунивающего над ним отца, и мать, мешающую ему играть по ночам в «стрелялки», и бабушку, которая… впрочем, тут он не нашелся, что сказать – бабушку он любил всем сердцем; и всех-всех-всех.
Весь мир в его глазах стал серебряным. Если бы Макс был старше, то он наверняка бы понял, откуда льется эта чарующая искренняя прелесть, но он был подростком и ему простительно, а взрослым…
ОСОБЕННОЕ ИМЯ
Когда разбивается чье-то сердце, на небосводе вспыхивает звезда.
Там наверху ведут строгий подсчет и надеются, что свет людских страданий
Изменит человеческую натуру в лучшую сторону.
Наивные.
Сияние – ее имя из невероятного далека. Небесная.
Айталина. Айталиночка.
Талия – серебряная ниточка.
Все имена прекрасны, но на «А» особенные.
Дочка и муж, добрый и чуткий. Семьей назывались.
Обманутая – всегда вторая.
Расстались.
Год как общались: стройный, веселый; в разводе.
Из СОБРа.
Встречались.
Не мог не поехать. Друзей отправляют.
Туда.
Любила осторожно и осознанно – взрослая;
Плакала горячо и искренне – девочка.
Да.
Звонил и смеялся. В порядке. Вне доступа.
Звонил, говорил странно, медленно.
В Ростове.
Господи.
Слухи леденящие. Опять звезды; на балконе.
Ночь.
Мерзла, считала.
Сердце щемящие.
По обочинам экрана галки.
Черные.
Без доставленных.
Сообщения повторные.
В