– Ну, это когда… этот… акт…
«Неокрепшие души» крепятся, боясь помешать. Но когда запинающийся ряд исключительно осторожных слов истощается, они в упор расстреливают несчастную Любовь Ивановну. Она идёт по коридору, и даже отечески строгие губы портретов по стенам кривятся злой насмешкой.
Войдя в учительскую, она с разгону кидается под спасительную опеку Нины Николаевны:
– Я больше не могу! Это… какие-то чудовища!
Не хочется вспоминать об этом, но однажды в классе она, зарыдав, бросилась на колени перед хулиганом:
– Что мне сделать, чтобы ты перестал надо мной издеваться!
О таком позоре Редина, конечно, осведомлена, но не от самой ботанички. Она всегда с удовольствием назидает и тщательно выясняет фамилии отличившихся. Следующий урок – её, и надо быть во всеоружии. Уж она-то не пойдёт со слезами на глазах жаловаться директору! И если у них в руках пистолеты, то у неё – пулемёт!
– Долохова, ты почему вчера ушла с уроков, – опасным голосом вопрошает она, едва появившись в дверях класса на уроке математики.
– А мне девочки сказали, что всех отпустили домой, – доверительно отвечаю я.
Ну не наглость ли это! Совершенно серьёзно говорить такие вещи прямо в лицо самой требовательной учительнице во всей школе! Можно же что-то приличное придумать. Подобная самоуверенность понятна у олигофренов, им хоть наплюй в глаза, но ведь девчонке всего двенадцать лет!
Вредина чувствует, как всё внутри у неё готово вырваться наружу белой лавой неуправляемой энергии. Она подходит ко мне вплотную, ещё сама не зная, что сделает. И глядя ненавидящими сузившимися глазами, говорит тихо, едва сдерживаясь:
– Какая же ты наглая, Долохова! И всегда эдакой… тихой сапой…
Я в ужасе опускаю голову и вся сжимаюсь, но всё же не так, как перед сумасшедшим Этим Самым. Ведь Нина Николаевна всё понимает!
В этом я была отчасти права: Вредина понимала всё. Но – только не меня!
Недавно я нашла в своём детском дневнике упоминание о совершенно забытом спектакле, который разыграла им в пятом классе: ведь для меня это был просто эпизод повседневности.
Было заведено, чтобы во время перемены в классе оставались только дежурные: «чтобы хоть немного улеглась пыль».
Я сидела за своей партой и раздумывала, как бы остаться на месте, потому что в уборной так много народу, а между тем в портфеле ждал своего часа потрясающий «Айвенго». Сегодня дежурят Морковка с Люлей Засекиным, они покладистые. Может, отстанут.
– А ты, Сапа, чего тут расселась, как кура на яйцах? Давай, выматывай в коридор! – круто приступила к своим обязанностям Морковка.
– Не могу, – с трагедией в голосе ответила я.
– С