Когда кто-то неожиданно умирает, некоторые ловят себя на мысли, что могли каким-то образом предотвратить эту безвременную смерть, или даже обвиняют в трагедии себя. Когда в семье происходит утрата, некоторые ее члены могут придумать собственную версию произошедшего, в которой в чужой смерти виноваты они сами. И далеко не всегда родственники делятся своими мыслями и ощущениями друг с другом, не осознавая, что другие члены семьи могут винить себя не в меньшей мере. Семейная психотерапия иногда дает возможность рассказать о своем горе и точке зрения на трагическое событие. И тогда многие удивляются, что их родные тоже винят себя в произошедшем. В этот момент люди спешат заверить близких, что они ни в чем не виноваты. Возможность увидеть, что другие могут переживать похожие чувства, и в том числе могут так же обвинять во всем себя, помогает ослабить тяжесть собственного стыда и отчуждения.
Иногда мы виним себя не только в конкретной трагедии, но и в потере своих способностей, какими бы они ни были. Именно это произошло с одним человеком, который несколько лет назад ходил ко мне на психотерапию. Назовем его Чаком, хотя это не его настоящее имя.
Чак был морским пехотинцем и на службе видел много смертей и разрушений. В бою он потерял нескольких друзей, в гибели которых винил себя, и сам был так серьезно ранен, что должен был вернуться в США в инвалидном кресле. Но Чаку было так стыдно, что он от него отказался. Отказался он и от специальной наклейки на автомобиль, сказав, что и инвалидное кресло, и наклейка нужны «настоящим инвалидам».
Обычно Чак опаздывал ко мне на 20–30 минут: из-за отказа парковаться в местах для инвалидов ему приходилось долго искать свободное место. Инвалидное кресло он заменил двумя тростями, из-за чего часто падал и получал еще больше травм. Добираясь до моего кабинета, Чак испытывал ужасную боль. Он падал в кресло и мучительно сжимал губы.
Он смотрел в пол пустым, мертвым взглядом, рассказывал о своем ранении и обвинял себя в неспособности его предотвратить. Когда я спросила, как именно он мог это сделать, Чак сказал:
– Я не должен был идти в бой в тот день и не должен был отпускать моих ребят.
На мой вопрос, почему он не должен был так поступать, Чак ответил:
– Весь день у меня было плохое предчувствие, я должен был к нему прислушаться.
– Разве морским пехотинцам на службе позволяют принимать решения, основываясь на плохих предчувствиях?
Чак вздохнул и покачал головой.
– Нет, но… Я просто хотел бы… Хотел бы что-нибудь сделать… Что угодно, лишь бы не допустить этого.
Конечно, в его словах есть смысл. Все мы хотели бы изменить что-то, что предотвратило бы ужасные события.
Находясь во власти иллюзии контроля, мы предполагаем, что ничего плохого не случится, пока мы все делаем «правильно».
Но такое мышление приводит лишь к самобичеванию, когда мы