«Лев Григорьевич, да там нечего смотреть, – смутился тот и стал всячески отпираться. – Я не знаю, понравятся они вам или нет».
Михаил почему-то стеснялся своих работ, хотя в душе и понимал: это неправильно. Разве можно стесняться того, что сделано своими руками?
«Ты знаешь, когда я пишу свои картины, меньше всего думаю о том, понравятся они моему зрителю или нет. Скажу больше: я плевать хотел на их мнение. Главное, что это нравится мне, а значит, я делаю это от души».
Тогда, после просмотра рисунков, Лев Григорьевич не стал рассыпаться в комплиментах, он лишь удовлетворенно покачал головой, поджав губы, и сказал: «Продолжай в том же духе. У тебя неплохо получается».
Хорошо, что тот разговор состоялся без участия родителей. Если бы они услышали слова друга, съели бы его живьем. Старики спали и видели, чтобы сын бросил свое увлечение, которое, как выражался отец, никуда его не приведет и только отнимет время.
– Круто нарисовал. – Тони заглянул в блокнот.
– Ты так считаешь? – бросив на него взгляд, спросил Михаил.
– Конечно. – Тот пожал плечами. – Юми клево получилась. У меня сразу перед глазами всплыл тот момент, когда я первый раз увидел ее в бильярдном клубе.
Поезд внезапно так резко дернулся, что засвистел металл. Состав начал экстренно тормозить. От неожиданности Михаил уронил карандаш на пол. Представив, что грифель может сломаться, он чуть не взвыл от досады. Нож-то канцелярский он с собой не взял. Мобильный телефон Тони, лежавший рядом на сиденье, улетел под впереди стоящее кресло.
– Черт! – выругался Михаил. – Неужели какой-то идиот сорвал стоп-кран?
Толчок оказался такой силы, что только благодаря столу парни удержались на своих местах, а вот упаковки из-под бутербродов и бутылки с недопитым соком грохнулись на пол. Хорошо, что крышки были закрыты. Тони встал со своего места, собираясь поднять мобильник, но тут же рухнул назад. Пассажиры тоже попытались подобрать сумки, которые попадали с верхних полок в проход. Михаил наклонился, придерживаясь одной рукой за стол, и с трудом отыскал карандаш.
– Блин, я так и знал! – разочарованно воскликнул он и с тоской посмотрел на тупой конец грифеля. – Чем же я теперь буду рисовать?
Михаил закрыл его колпачком, который по счастливой случайности остался на столе только потому, что докатился до края и уперся в бортик, и сунул карандаш во внутренний карман куртки.
– Русский, не расстраивайся, – успокоил его друг. – Ты же не на необитаемый остров едешь.
Фотоаппарат одного из лингвистов, сидевших в соседнем ряду, тоже оказался на полу. От удара крышка,