В тот раз, вечно голодный Генка, предложил Костику пробраться в кладовую, где, в сорокалитровых флягах под молоко, стояла и подходила брага. В том году был хороший урожай смородины, и родители Генки часть урождая решили пустить на изготовление смородинной наливки.
Генка гвоздём легко вскрыл навесной замок на двери кладовой, кружкой зачерпнул из фляги браги и сразу предложил Костику попробовать. Генке надо было «повязать» Костика, как сообщника преступления, чтобы тот молчал. Костя, из уважения, сделал пару небольших глотков, сладковатой и сильно отдающей дрожжами жидкости, вернул почти полную кружку и вышел из кладовой.
Сколько кружек, оставшись один, выпил Генка – осталось неизвестно, сам же он утверждал, что только одну, но зная его патологическую жадность к еде и ко всему сладкому – в это никто не поверил.
Что послужило тому причиной: алкогольное отравление, или просто отравление – трудно сказать, но из Генки «хлестало» по полной. Появившаяся некстати сестра Лариска, сразу набросилась на Генку со словами: «И чего ты урод опять обожрался?».
К приходу родителей, у Генки всё почти нормализовалось, только лицо, и до этого не отличающиеся здоровым румянцем, стало вообще синим.
Лариска сразу сдала братишку, да ещё заявила, что, когда Генку рвало, стоял сильный запах браги.
Раскололи того быстро, причём Генка сразу приплёл Костика, сообщив, что всё это они проделали вместе. Костика не тронули: он не их сын, он намного моложе, а значит в их паре ведомый, и, самое главное: у него твёрдое алиби, – никаких проблем с желудком у Кости не было, что ещё раз подтверждает аксиому, о необходимости умеренности, при употреблении алкогольных напитков.
С Генкой, хотя он всё ещё не совсем оправился от последствий, расправились оперативно: уложили на диван, стащили штаны, и дядя Павел начел спокойно и равномерно обрабатывать задницу своего сына ремнём.
Либеральные взгляды на воспитание детей, исходя из которых ребёнка ни в коем случае нельзя наказывать физически, не пользовались тогда популярностью не только в России, но не были они популярны и на исторической родине дяди Павла в Германии.
Экзекуция проходила слаженно, отработанно и под наблюдением медицинского работника – мать Генки была фельдшером. Во время процедуры она придерживала субтильное тельце сына, по – возможности, в стабильном положении, что позволяло дяде Павлу, со своими навыками кузница, удивительно ровно, полоска к полоске, раскрашивать тощую задницу Генки розовыми следами от ремня, сначала на одной половинке, затем на другой.
Работали они спокойно, без лишних эмоций. Единственно, что портило эту картину сплочённого семейного труда – это тоскливый, надрывный вой Генки.
Сам