Министр едва заметно поморщился: обаяние подобных типов безотказно действует на всех женщин, зелёных юношей и пожилых интеллигентов, а у старых солдат, вроде него, непременно вызывает раздражение.
– Добрый день, сеньор… как мне лучше вас называть?
– Как хотите. Лучше сеньор Паскуалес, Рафаэль Паскуалес. Меня чаще всего называют по моему первому имени.
– Присаживайтсь, сеньор Паскуалес. – Рамирес вежливо указал гостю на стул у приставного столика для совещаний, а сам подумал: «С каким удовольствием я дал бы пинка этому самонадеянному павлину!»
Дипломат протянул свою маленькую наманикюренную ладошку, и министру пришлось её пожать.
– Я очень счастлив познакомиться с вами лично, сеньор министр! Я считаю вас очень харизматичным политиком, и конечно же, одним из самых эффективных борцов с преступностью в истории. Для меня большая часть…
– Господин Паскуалес, давайте опустим это. Я вправду очень польщён.
– Конечно, конечно. Кто лучше нас с вами знает, что время не резиновое? (Эти слова очень не понравились министру, и он с интересом стал ждать продолжения фразы этого изящного наглеца) Но всё дело в том, что я решил добиться вашей аудиенции по личной инициативе, в связи с вопросом, не имеющим отношение к моей дипломатической деятельности.
– Вот как? Неужели вы просто хотели выказать мне своё почтение?
– И это, конечно же, тоже. Но подождите. Послушайте меня до конца, я не отниму у вас очень много времени. Для того, чтобы лучше раскрыть цель моего визита, следует начать издалека…
Рамирес подпёр кулаком щёку и приготовился слушать, подумав:
«Что ж, пой птичка… Всё лучше, чем терзаться бесплодными думами. Если б этот щелкопёр знал, как ему повезло. В другие минуты я бы не удержался и таки дал бы ему пинка…»
– Я принадлежу к обедневшей дворянской семье. Когда-то мои предки владели огромными плантациями табака далеко-далеко отсюда, пока многочисленные революции и перевороты не сломали их благосостояние. Сразу оговорюсь, я не сторонник монархии, колониальной системы и рабовладельчества. Мои родители были обыкновенными трудовыми людьми, и я был воспитан в большом уважении к рабочим людям, сам трудился с малолетства. Но также мне передали всё лучшее, что может дать аристократическое мировоззрение. В детстве я был чувствительным ребёнком, моей мечтой было помогать всем, кто в этом бы нуждался, будь то бедняк или богатый плантатор, без разбора. Иногда