Taking off his hat, for the space of a minute or so, he covered his face with his hands, and Good and I did likewise.
Он снял шляпу и, закрыв лицо руками, минуты две молился. Мы с Гудом последовали его примеру.
I do not say that I am a first-rate praying man, few hunters are, and as for Sir Henry, I never heard him speak like that before, and only once since, though deep down in his heart I believe that he is very religious. Good too is pious, though apt to swear. Anyhow I do not remember, excepting on one single occasion, ever putting up a better prayer in my life than I did during that minute, and somehow I felt the happier for it. Our future was so completely unknown, and I think that the unknown and the awful always bring a man nearer to his Maker.
pious ['paɪǝs]
Я, как и большинство охотников, не умею горячо молиться. Что касается сэра Генри, то я думаю, что в глубине души он очень религиозный человек, хотя мне и не приходилось более слышать от него подобных речей, за исключением еще одного раза. Гуд тоже весьма набожен, хотя и любит чертыхаться. Во всяком случае, не помню, чтобы я, кроме еще одного случая, так искренно молился, как в этот раз. После молитвы у меня стало легче на душе. Наше будущее было совершенно неизвестно, но я думаю, что все неведомое и страшное всегда приближает человека к его творцу.
“And now,” said Sir Henry, “trek!”
– Ну, – сказал сэр Генри, – а теперь в дорогу!
So we started.
И мы тронулись в путь.
We had nothing to guide ourselves by except the distant mountains and old José da Silvestra’s chart, which, considering that it was drawn by a dying and half-distraught man on a fragment of linen three centuries ago, was not a very satisfactory sort of thing to work with. Still, our sole hope of success depended upon it, such as it was. If we failed in finding that pool of bad water which the old Dom marked as being situated in the middle of the desert, about sixty miles from our starting-point, and as far from the mountains, in all probability we must perish miserably of thirst. But to my mind the chances of our finding it in that great sea of sand and karoo scrub seemed almost infinitesimal. Even supposing that da Silvestra had marked the pool correctly, what was there to prevent its having been dried up by the sun generations ago, or trampled in by game, or filled with the drifting sand?
distraught [dɪ'strɔ:t]
infinitesimal [,ɪnfɪnɪ'tesɪmǝl]
В сущности, идти нужно было почти наугад. Ведь, кроме отдаленных гор и карты Хозе да Сильвестра, начертанной триста лет назад на клочке материи полусумасшедшим, умирающим стариком, нам нечем было руководствоваться. На этот обрывок холста было очень трудно положиться, но тем не менее на него возлагались все наши надежды на успех. Меня беспокоило, удастся ли нам найти тот маленький водоем с «плохой водой», который, судя по карте старого португальца, находился посреди пустыни, то есть в шестидесяти милях от крааля Ситанди и на таком же расстоянии от гор Царицы Савской. В случае неудачи мы неминуемо должны были погибнуть мучительной смертью. У нас не было почти никаких шансов найти этот водоем в огромном море песка и зарослях кустарника. Если даже предположить, что да Сильвестра правильно указал его местонахождение, разве не мог он за эти три века высохнуть под палящим солнцем пустыни? Разве не могли затоптать его дикие звери? И, наконец, не занесло ли его песками?
On we tramped silently as shades through the night and in the heavy sand. The karoo bushes caught our feet and retarded us, and the sand worked into our veldtschoons and Good's shooting-boots, so that every few miles we had to stop and empty them; but still the night kept fairly cool, though the atmosphere was thick and heavy, giving a sort of creamy feel to the air, and we made fair progress. It was very silent and lonely there in the desert, oppressively so indeed. Good felt this, and once began to whistle “The Girl I left behind me,” but the notes sounded lugubrious in that vast place, and he gave it up.
whistle ['wɪsl ]
lugubrious [lu:'gu:briǝs]
Молча, как тени, мы продвигались в ночном мраке, увязая в глубоком песке. Идти быстро было невозможно, так как мы беспрестанно натыкались на колючие кусты. Песок забирался в наши вельдскуны