По его розовым щекам катились слёзы размером со спелый крыжовник. Он орал, запрокинув голову, и всё его лицо сейчас состояло из распахнутого рта и торчащих кверху ноздрей.
– Это что, причина его бить? – Мама начала снизу, перейдя к концу короткой фразы на две октавы выше.
– Я его не бил, – попытался защититься я.
– Не бил? – «л» в конце зазвенело металлом. – А это что? Ребёнок рыдает!
– Ребёнок рыдает, потому что этот ребёнок изрезал мне всю плёнку в кассетах!
– Может его убить за это?
– Мама, я не тронул его пальцем!
– Он твой брат!
– Да, мама, он мой брат! – я сорвался на крик. – А я его брат! И я тоже твой сын!
– Не смей повышать на меня голос! – взвилась она.
Я натянул кроссовки и пулей вылетел из дома. Я не хотел хлопать дверью, но сквозняк из подъезда вырвал и припечатал её к косяку вместо меня.
– К чему этот дешёвый театр?! – проорала она мне вслед.
Я бежал по улице и повторял, отмахивая шаги: «И-ди-те-вы-все-к-чёр-ту».
У школы я услышал короткий свист и нырнул в кусты. Залез на трубу, перепрыгнув через длинные ноги Тимура. Мы ткнулись кулаками.
– Чё, как?
– С матушкой посрался.
– Чё так?
– Мелкий кассеты изрезал ножницами. Все четыре.
Тимур присвистнул:
– По баксу, по двенадцать… это под полтос выходит. Я б ему голову отвинтил. Нахрена башка, если в ней мозгов нет.
– Я его пальцем не тронул. А матушка наехала, что я его бью. Только ему верит.
– Добрый ты. А мне, прикинь, моя предъяву кидает: завязывай, а то уйду.
Я скривился. Больная тема.
– А ты чё?
Ничё, не хрен мне условия ставить. Пусть валит.
– Слушай, Тим, ты б, правда, завязывал, а? Видел торчков на районе? Таким же станешь.
Он спрыгнул с трубы, нагнулся надо мной: длинный, худой, руки в карманы. Страусёнок-переросток.
– Я – не торчок. У меня мозги есть, понял? Я в любой момент завязать могу, просто не хочу. Ты представить себе не можешь, что я вижу, что чувствую, какие мысли мне в голову приходят. Я – хренов гений! У меня мозг работает на все сто, а не на одну десятую, как у остальных! А потом приход заканчивается, и мозг гаснет, отключается постепенно. Как лампочки, одна за другой, пока опять не станет темно. И вот я такой же тупой урод, как ты. И с этим надо жить до следующего прихода.
– И чё ты трёшься тогда с таким тупым уродом, как я?
– Потому что я люблю тебя! – завопил он мультяшным голосом и запрыгнул на трубу рядом. – И потому, что остальные ещё тупее и уродливее.
– Тим, ты врёшь себе, ты не сможешь остановиться.
– А я останавливаться не собираюсь. Давай со мной, сдохнем вместе.
– Жить надоело?
– А чё в этой жизни хорошего, а? Я Ирке знаешь, что сказал? Уходи! Уйдёшь, – я повешусь! Пусть живёт потом с этим.
– Ты